02
Деревья постепенно наливались красным — это казалось символом осени.
Я шла по дороге домой после уроков рядом с Суйрэн. Тяжёлая усталость окутывала всё тело. По сравнению с первым семестром школьная жизнь стала утомительнее. Причина, без сомнения, в изменившейся атмосфере класса. Даже я, которая ничего не может сделать, чувствую себя так, — значит, Кунифуда-сан наверняка очень страдает. Меня тошнило от собственного бессилия.
«Эй, Котоко».
Суйрэн окликнула меня, и сознание вернулось к реальности.
«Что, Суйрэн?»
«Тот роман, о котором ты говорила раньше, — продолжила?»
«А, об этом».
Я слегка смутилась и кивнула.
С детства любила размышлять, поэтому и начала писать романы. Пока могу осилить только короткие истории, но мечтаю когда-нибудь создать длинный рассказ, который будет продаваться в книжных магазинах в мягкой обложке.
Если моя история примет форму книги и дойдёт до незнакомого человека — это большая мечта, которую лелеет такая мелкая я.
«Пока написала примерно половину. Вторая половина — особенно та сцена, которую я хотела описать, так что думать о том, что скоро буду её писать, волнующе».
«Ого, круто. Если не против, дай почитать снова?»
«Да, конечно! Наоборот, я сама хочу попросить. Мне очень нравятся отзывы, которые даёт Суйрэн».
Выражение лица Суйрэн было, как всегда, добрым. Но на миг, кажется, в нём мелькнула лёгкая грусть. Она часто делает такое лицо.
«Рада. Я тоже очень люблю романы Котоко».
От этих слов я не могла сдержать радость и чуть не расплылась в улыбке. Сдерживаясь, я задала вопрос, который вдруг пришёл в голову.
«Спасибо, Суйрэн. Кстати, меня давно интересовало: почему тебе так нравятся мои романы…? Это, может, жадность с моей стороны, но я хотела бы услышать».
Я чувствовала, как сильно бьётся сердце. Суйрэн поднесла руку к подбородку и на миг задумалась. Её профиль был идеален, словно скульптура.
Наконец она заговорила.
«В романах Котоко часто описываются события, где кто-то любит или кого-то любят, верно?»
«Если подумать, да».
Сама я этого особенно не осознавала, но, вспоминая, так и было.
Когда пишу роман, незаметно получается история о любви.
«Любовь, которую рисует Котоко… как бы сказать, очень чистая. Если сравнить с цветом — белоснежная, пугающе прямая. Для меня это ослепительно красиво… поэтому и нравится. Такой любви во мне нет, и я никогда не смогу её описать».
Суйрэн смотрела куда-то вдаль. Говорила ровным тоном, как всегда, но в голосе чувствовалась тоска.
«Правда…? Спасибо, я рада. Сама я не очень понимаю».
«Не обязательно понимать. Любовь Котоко наверняка правильная».
Слово «Котоко» почему-то зацепило.
Я пробормотала вопрос.
«…А любовь Суйрэн?»
«Э?»
«Любовь Суйрэн неправильная?»
Суйрэн резко остановилась. Подул осенний ветер, и её чёрные волосы вместе со школьным шарфом тихо колыхнулись. Наши глаза встретились. Мои зрачки, должно быть, отражали её фигуру, но внутренний мир Суйрэн был совершенно невидим. Как хорошо было бы, если бы я могла сразу понять.
Суйрэн подняла уголки губ, словно сдаваясь.
«Да. Моя любовь, думаю, ошибочная».
«Почему? Какая бы форма ни была, в таких возвышенных чувствах нет правильного или неправильного».
«Ого, Котоко так считает. Но моя любовь совсем не красивая. Полная противоположность твоим романам — чёрная. Очень грязная».
Суйрэн сказала это с досадой и снова пошла. Я поспешила за ней, чтобы не отстать.
В этот миг, словно кусочек пазла встал на место, я поняла. То, над чем, вероятно, мучается Суйрэн, связано с этим? Сейчас, пока разговор течёт, можно спросить — подумала я и, поддавшись порыву, открыла рот.
«То, над чем ты недавно думаешь, — это об этом?»
Суйрэн широко раскрыла глаза. Я продолжила, запинаясь:
«То есть… с сентября кажется, что ты о чём-то переживаешь. Это про любовь, о которой мы сейчас говорили? Или про травлю Кунифуда-сан…? …Можно ли спрашивать, я всё время думала. Мы знакомы полгода, и я не знала, стоит ли так глубоко вмешиваться. Но всё равно волнуюсь. Поэтому, если не против, не хочешь поделиться? Я хочу стать тебе поддержкой».
Суйрэн слушала моё предложение с лёгким удивлением.
Затем губы её смягчились.
«Заметила, значит».
«Да… мы же подруги, такое понятно».
«Понятно… Тогда немного расскажу».
С этими словами Суйрэн болезненно прищурилась.
«Если просто — я связана по рукам и ногам возвышенным идеалом. Вот и всё».
«Возвышенным идеалом…?»
«Да. Я хочу, чтобы в этом мире не осталось ни одного случая травли».
Понадобилось время, чтобы чётко осознать слова Суйрэн.
Из мира убрать всю травлю, без остатка —
«Травля… вроде той, что сейчас в нашем классе?»
«Да. Я хочу всё это стереть. Закончить».
Я смотрела на Суйрэн в изумлении.
В её глазах была несомненная серьёзность. Значит, это не пустые слова, а настоящее желание.
Но… насколько же это трудная мечта.
Ведь даже одну травлю в нашем классе мы не можем остановить.
Не находя слов, я молчала, а Суйрэн мягко улыбнулась.
«У меня есть один способ».
«Э… способ есть?»
«Да, есть. Но тебе секрет».
Секрет. Как только она провела черту, я уже не могла переступить.
Что же это за способ? Мне и в голову не приходило, и оставалось только молиться, чтобы он не был страшным.
«Но это способ, который я не хочу использовать. Поэтому всё думаю, нет ли другого, получше. Вот такая забота».
«…Понятно. Не знаю, правильно ли так говорить, но Суйрэн — молодец».
«Молодец?»
На удивлённо повторившую Суйрэн я мягко улыбнулась.
«Да. Ведь серьёзно переживать о таком может только добрый человек. Большинство… включая меня… заняты только собой. А Суйрэн, которая серьёзно думает о таких больших вещах, — просто молодец».
Я искренне так считала.
И радовалась, что такая Суйрэн считает меня подругой.
Профиль Суйрэн выглядел счастливым, как у меня, но всё же с ноткой грусти.
«Ничего я не молодец… Просто не могла простить».
С этими словами Суйрэн достала из сумки проездной.
Станция уже была совсем близко.