Школу я не люблю и не ненавижу.

Любить или ненавидеть её нет смысла, ведь ходить туда всё равно придётся. Вот и сегодня я иду в школу, хоть и без особого желания, расстраиваясь из-за всякой ерунды.

Чёлка слишком короткая.

Я вздыхаю перед зеркалом в школьном туалете.

Волосы чуть длиннее плеч ещё не требуют стрижки, но чёлка начала раздражать. Я решила подстричь её сама, но перестаралась, и она получилась короче, чем планировалось.

Слишком короткую чёлку не вернёшь, сколько ни тяни.

Поздно сожалеть, пришлось смириться.

Но каждый раз, глядя на короткую чёлку, я впадаю в уныние. В такие моменты я знаю, что делать.

«Приходи сегодня ко мне».

Сообщение всегда одно и то же.

Отправляю его после второго урока, в обеденный перерыв или после школы. В любое время оно адресовано только Сендай-сан.

Ответ приходит то сразу, то с задержкой, но она никогда не отказывается. Иногда говорит, что задержится из-за дел. Сегодня как раз такой день: в ответ на сообщение, отправленное в обед, она написала: «У меня уже есть планы, так что приду чуть позже, нормально?»

«Буду ждать дома».

Отправляю стандартный ответ и иду на уроки.

Её планы, скорее всего, связаны с Ибараки.

Я бросаю взгляд с места у окна на Ибараки, сидящую ближе к коридору.

Она яркая, шумная, из тех, кто в центре класса. Вечно болтает о том, какой парень крутой или какая девушка милая. Её разговоры — о вещах, которые мне неинтересны, будто она из другого мира. К тому же она вспыльчивая, и среди нас считается, что к ней лучше не приближаться.

Неужели Сендай-сан не устаёт от общения с такой?

Слушая учителя вполуха, я смотрю на первый ряд.

В глаза бросаются аккуратно заплетённые волосы.

В моей комнате она неряшливая, но в школе — совсем другая. Внимательная, добрая, хорошо учится. Всегда улыбается, никогда не показывает недовольства. Поэтому, хотя она и в заметной группе класса, никто не говорит, что её не любит.

Но за глаза её называют двуличной.

Не знаю, знает ли она сама, серьёзно слушая урок.

Я тереблю свою слишком короткую чёлку.

Урок длится пятьдесят минут, но кажется бесконечным.

Голос учителя звучит как заунывная молитва, от которой клонит в сон.

С туманом в голове я высиживаю два урока и возвращаюсь домой.

«Я дома», — говорю, открывая дверь, но ответа нет.

Никого нет дома, так что это ожидаемо.

Я захожу в комнату, не снимая форму, и падаю на кровать.

Я не торопилась домой, но звонок в домофон всё не раздавался.

Засыпая…

Поддавшись дремоте, я вздрагиваю от звука уведомления на телефоне. Протираю глаза и вижу на экране короткое сообщение:

«Иду».

Через полчаса.

Я жду, и наконец она приходит.

«Извини, задержалась», — говорит Сендай-сан, снимая пальто и пиджак и садясь за стол.

«Ничего. Просто домой вернёшься позже».

Я знаю, как она ответит.

Ставлю перед ней стакан газировки, сажусь напротив, опираясь спиной на кровать.

«Нормально».

Мои родители за свободное воспитание.

Как я уже не раз слышала, сегодня Сендай-сан снова не беспокоится о времени возвращения. Возможно, её не ругают за опоздания, потому что семья ей доверяет.

«Эй, Мияги, знаешь, что за день сегодня?» — внезапно спрашивает она, открывая сумку.

«День сушёной рыбы».

Два, один, четыре — ни, бо, си.

Два и четыре — нормально, но читать один как «бо» — это перебор. Но с мнемоническими фразами так: если сказать, что 14 февраля — День сушёной рыбы, большинство смирится, даже если это притянуто за уши.

Но Сендай-сан, похоже, не из тех, кто смиряется.

Она хмурит брови и недовольно говорит:

«Не надо таких ответов, как у парней-неудачников. Отвечай серьёзно».

«День святого Валентина, да?»

День, когда весь мир сходит с ума, но он не особо интересный.

Ничем не отличается от вчера.

«Точно. У нас с Хабики и другими было запланировано обмениваться дружескими шоколадками, поэтому я задержалась. И, кстати, я принесла тебе».

«Что?»

«Я вчера готовила шоколадки для Хабики и остальных, ну и заодно сделала для тебя».

Сендай-сан говорит это легко и ставит на стол аккуратно упакованную коробку.

Цветочная обёрточная бумага и розовая лента.

Внутри — самодельные шоколадки.

Всё такое девчачье, что у меня мурашки по спине.

«Не надо?»

Видя, что я смотрю на коробку, но не беру её, Сендай-сан хмурится.

«У меня нет шоколадок, чтобы ответить».

«Ты не обмениваешься с друзьями?»

«Я такое не делаю».

У меня есть подруги, которые делают шоколадки на День святого Валентина для любимых или дарят подарки на дни рождения. Но у меня нет друзей, которые визжат и обмениваются подарками на каждый праздник — Рождество, Хэллоуин и прочее.

Обмен дружескими шоколадками — это как другая культура.

«Понятно. Ну, я не ради обмена, так что ничего страшного. Если не хочешь, заберу обратно», — говорит Сендай-сан с улыбкой и спрашивает: «Что решишь?»

«Буду есть».

«Угощайся».

Я беру слишком милую коробку, развязываю ленту. Осторожно, чтобы не порвать, снимаю обёрточную бумагу и открываю коробку.

Белые, коричневые, розовые.

Шесть маленьких трюфелей, меньше магазинных, лежат внутри.

«Ты сделала?»

«Я же сказала, что сделала. Они удобного размера, правда?»

Сендай-сан говорит это с непривычной гордостью.

Действительно, трюфели такие, что их можно съесть за один укус. Выглядят как магазинные, и для меня, не умеющей готовить, слово «самодельные» звучит как ложь.

Бог несправедлив.

Сендай-сан милая, хорошо учится, умеет готовить. Мы обе люди, но у меня нет ничего из того, что есть у неё.

Это нечестно.

Я невольно сверлю шоколадки взглядом, и Сендай-сан говорит:

«Думаю, они получились вкусными».

Её слова заставляют меня потянуться к трюфелю.

Но я тут же отдёргиваю руку.

«Покорми меня, Сендай-сан».

«Приказ?»

«Да, приказ».

В последнее время Сендай-сан так привыкла к приказам, что позволяет себе лишнее.

Я несколько раз приказывала ей лизать мне ногу, но она всегда делает больше, чем сказано.

Кусает, прижимается губами.

Я этого не хочу.

Подчиняться должна Сендай-сан, и боль или странные чувства тоже должны быть её.

Так что сегодня я сделаю то же самое.

«Иди сюда».

Не вставая с места, опираясь на кровать, я зову Сендай-сан, и она послушно садится рядом.

«Какой хочешь?»

«Белый».

Я указываю на трюфель, посыпанный сахарной пудрой.

«Поняла».

Сендай-сан берёт белый трюфель указательным и большим пальцем.

Снежный комочек быстро приближается, и я открываю рот.