Я думаю, у Сендай есть право спрашивать.

И, учитывая, что я сделала, я должна ответить.

Но на вопрос «почему?» у меня нет ответа. Я сама хотела бы знать, зачем я это сделала.

«Мияги, ответь», — тихо настаивает она, и я отрываю её руку от своей шеи.

«Мои губы просто коснулись, это не поцелуй».

«Если бы ты вела себя нормально, губы бы не коснулись такого места».

«Ты же знаешь ответ. Потому что я вела себя ненормально».

Сендай права.

В нормальной ситуации губы не коснулись бы шеи спящей девушки.

Я специально это сделала.

Я ясно это помню.

Но не могу объяснить своё поведение. У меня не было причины, а если и была, я её не осознавала.

Я закрываю учебник, избегая её взгляда.

Если сейчас приказать «не спрашивай больше», я могла бы оборвать эту неловкость. Но тогда она будет поднимать эту тему при каждом удобном случае.

Это было бы хлопотно.

«Я ничего больше не сделала, так что нормально, да? Довольна?»

Я бормочу, как оправдывающийся перед учителем ученик, не глядя на неё, и она тянет меня за рукав блузы. Я не хочу, но вынуждена посмотреть на неё, собираюсь отвести взгляд, но она с неожиданно серьёзным лицом говорит:

«Сейчас хочешь коснуться?»

Я не понимаю, почему она это спрашивает.

И не знаю, удовлетворил ли её мой ответ.

Она, как всегда, нарушает дистанцию, сидит близко, держит мой рукав. Я хочу отодвинуться, но чувствую, что она не отпустит, пока я не отвечу.

«Это приказ ответить?»

«Приказываешь ты. Я просто спрашиваю».

«Если скажу, что хочу, дашь прикоснуться?»

«Куда хочешь?»

«Кто-то говорил, что нельзя задавать вопросы, пока не ответишь на мой».

«Зависит от твоего ответа».

Значит, в зависимости от места она позволит.

Наверное, это так.

Но почему?

Она говорит вещи, нехарактерные для обычной Сендай, и я не могу собраться с мыслями.

Ответ.

Если скажу «куда угодно».

Может, она просто дразнит.

И вообще, хочу ли я сейчас её трогать?

В голове всплывают и лопаются, как пузырьки газировки, разные мысли. Вместе с ними исчезают обрывки воспоминаний, и я вспоминаю Сендай, спящую на кровати.

В тот день я коснулась и её губ.

Перед тем как тронуть шею, я провела пальцем по её губам — они были мягкими, как зефир.

Если можно коснуться, я бы снова хотела тронуть их.

Я тяну руку к Сендай.

Я не ответила на вопрос, но она, будто поняв мои намерения, не отстраняется. Она отпускает мой рукав, и мои пальцы без помех касаются её губ.

Как и тогда, мягкие.

Я слегка нажимаю, и она лижет мой палец. Я поспешно отдёргиваю руку.

«Прикажи», — говорит она низким голосом.

Но когда и что приказывать — решаю я.

Не она.

«Мияги».

Она настойчиво зовёт меня, подталкивая к приказу.

Мне противно подчиняться её требованиям, и странно, что она приказывает мне приказывать.

Но я не удержалась:

«…Закрой глаза».

«Поняла».

Это неправильно.

Если она понимает смысл приказа, она должна возражать. Но Сендай закрывает глаза. Она не может не знать, что будет дальше, но подчиняется.

Я касаюсь её щеки.

Глаза, нос, рот.

У неё просто чуть лучшее расположение черт, чем у большинства. Не модель или айдол, но лицо красивое. Можно сказать, она привлекательна.

Обычно Сендай не приходила бы ко мне домой и не подчинялась приказам. Став в разных классах, она бы забыла обо мне, я бы не осталась в её памяти.

До того, как я начала платить пять тысяч в книжном, у нас не было точек соприкосновения.

Так что это ненормально.

Я не понимала, почему она закрыла глаза.

Если подойти ближе, она может открыть глаза и посмеяться, мол, я серьёзно поверила. Я не думаю, что она такая, но эта нереальная ситуация сбивает с толку.

Но моё тело само приближается к ней.

Я замечаю, что между нашими губами меньше пяти сантиметров.

Сердце болит.

Я не могу нормально дышать.

Кажется, я забыла, как дышать.

Большим пальцем руки, лежащей на её щеке, я касаюсь уголка её губ.

Сендай не шевелится.

Я подвигаюсь чуть ближе, закрываю глаза.

— Правда ли можно коснуться, я теряю уверенность.

В голове всплывает мысль, что если я поцелую её, она перестанет приходить.

Я толкаю её в плечо.

«Прости. Иди домой».

«Что?»

Она открывает глаза.

«Мияги?»

Я тяну её за руку, заставляю встать, даю ей сумку. Открываю дверь, подталкиваю в спину.

Я не знаю, что сейчас правильно, и не могу думать. Наверное, есть лучший способ, чем прогонять, но у меня нет сил его искать. И я не хочу, чтобы она видела моё лицо.

Не оборачивайся, просто уйди.

«Эй».

Она явно не собирается молча уходить и пытается развернуться, но я силой тащу её к выходу.

«Прости. Я напишу».

Она говорит что-то вроде «почему» или «надо поговорить», но я не вслушиваюсь.

Просто заставляю её обуться и выталкиваю за дверь.

«Мияги, открой!»

Слышен стук в дверь.

Но я не собираюсь открывать.

Она точно разозлится.

Обычно я провожаю её до первого этажа, но сегодня не могу.

«Мияги, ну же!»

За дверью она зовёт меня.

Почему я хотела её поцеловать?

Почему не поцеловала?

Я уже не понимаю и прислоняюсь к двери.

Тяжёлые удары отдаются в спине.

Кстати, я забыла спросить про ластик.

Я вдруг вспоминаю об этом.