Она опаздывает.
Сэндай не возвращается из ванной.
Я обхожу стол в общей зоне и тяжело вздыхаю.
Мне трудно смотреть ей в глаза.
И говорить тоже.
Сегодня это я сказала Сэндай «давай сделаем это», и я хотела этого, но после того, как увидела её сегодняшнюю, я чувствую, что сама стала другой.
Если бы я могла, я бы сбежала из этого дома куда глаза глядят. Но если я сбегу, Сэндай может уйти куда-то ещё, и я даже не узнаю об этом.
Моя вещь, ставшая чем-то неизвестным для меня без моего ведома, — это проблема.
Поэтому, даже если мне стыдно, я должна оставаться здесь и следить за Сэндай.
Но она всё ещё не возвращается.
Она сказала мне, что поужинает лапшой быстрого приготовления, что обычно не делает, и исчезла в ванной.
Мне следовало установить таймер, как для лапши. Сорок пять минут или час. Тогда я бы просто смотрела на часы, вместо того чтобы беспокоиться о таких глупостях, как то, когда она вернётся из ванной.
Я толкаю одну из двух чашек лапши на столе. Высокая коробка катится к краю стола и останавливается перед тем, как упасть на пол.
«...Она точно опаздывает.»
Я кладу катящуюся чашку лапши на ту, что не упала.
Кажется, прошёл уже больше часа.
Может, она упала в ванной.
Если я буду ждать здесь, может быть уже слишком поздно. Поэтому лучше пойти и проверить. Если всё в порядке, то и хорошо. Если что-то случилось, то мой поход в ванную будет оправдан.
Я выхожу из общей зоны.
Прохожу короткий коридор и смотрю на дверь в ванную.
Я никогда не открывала эту дверь, когда Сэндай была в ванной, и даже не думала об этом.
«Я просто волнуюсь.»
Тихо бормочу и выдыхаю.
Это не ошибка. Это правильное поведение для соседки по комнате.
Если с Сэндай что-то случится, это будет проблемой.
Она простужается чаще, чем я, и я знаю, что она уже дважды болела. Я не могу сказать, что она слабая, но она точно не крепкая. И вот такая девушка не выходит из ванной, поэтому я волнуюсь.
Это всё. Ничего больше.
«Я открываю.»
Говорю это в пустоту и открываю дверь. Конечно, Сэндай там нет. Только корзина с её одеждой.
Я смотрю на дверь в ванную, отделяющую умывальник от ванной комнаты.
Один шаг, два.
Подхожу ближе к двери.
Вижу, что свет включён, но её не видно.
Не слышно звука воды.
Не слышно пения.
— Хотя я не знаю, поёт ли она в ванной.
Я стучу в дверь раз и зову: «Сэндай.»
С другой стороны слышен всплеск воды, а затем голос Сэндай.
«...Что?»
«Ты жива?»
«Жива, но что случилось?»
Сэндай говорит чётким голосом.
Он звучит немного приглушённо, но тон её голоса обычный.
«Просто проверяю, жива ли ты.»
«Что за...»
«Ты долго не выходила, вот я и подумала, может, ты упала.»
«Я в порядке. Скоро выйду.»
«Тогда ладно.»
Но это не ладно.
Я знаю, что она не упала и что с ней всё в порядке, но мои ноги будто приросли к полу. Я знаю, что мне нужно уйти, ведь я уже всё сделала, но я продолжаю смотреть на дверь.
«...Мияги, ты всё ещё там?»
Слышен её голос, не громкий и не тихий, и снова звук воды.
«Да.»
Я бросаю ответ в дверь и стучу ещё раз.
«Тебе не нужно стоять там и следить за мной. Я не упаду в обморок.»
Её голос звучит так, будто она забыла, что только что я трогала её, и она издавала звуки, которые обычно не издаёт. Кажется, я знаю всё о Сэндай, но когда она за этой дверью, она кажется мне чужой.
Я снова стучу в дверь и прижимаю ладонь к ней.
«Сэндай.»
Она так близко, но я не могу видеть свою Сэндай.
Не могу увидеть её.
«Что?»
«Можно открыть?»
Эта дверь, которая скрывает мою вещь, раздражает меня.
Я хочу открыть её сейчас и убедиться, что Сэндай моя.
Но она не плюшевая игрушка.
Она не как пингвин, который спит в моей комнате, которого можно повернуть вправо, влево, бросить — делать с ним что угодно. Если я открою дверь без разрешения, она может не захотеть разговаривать со мной или даже начать меня ненавидеть.
Поэтому я жду ответа.
«...Нет.»
Слышен её тихий, рассеянный голос.
«Почему?»
«Почему? Это мой вопрос. Зачем тебе открывать? Тебе не нужно.»
«...Я хочу видеть.»
Я говорю это достаточно громко, чтобы она услышала, но ответа нет. Только звук воды, будто она плещется в ванной.
Сэндай не говорит.
Обычно у неё нет стыда.
Обычно она не стесняется.
Но сегодня она не отвечает на мои слова.
«Сэндай.»
Я зову её, чтобы она ответила, и снова слышу звук воды, а затем её голос.
«Если ты хочешь зайти в ванну со мной, то можешь открыть.»
Слышу её глупые слова, и я слегка пинаю дверь.
«...Я вернусь в комнату. Выходи, пока не упала.»
«Мияги, ты жадина.»
Слышен громкий всплеск воды, и ванная замолкает. Я отрываю руку от двери и отрываю ноги от пола, возвращаясь в свою комнату.
Включаю свет, беру плюшевого чёрного кота с полки и кладу его у изголовья кровати. Отодвигаю пингвина, который уже спит, на край кровати и ложусь. Затем тяжело вздыхаю и прижимаю к стене игрушку, которую не могу вернуть.
«Хочешь вернуться к Сэндай?»
Пингвин, который переехал из соседней комнаты в мою, уже стал чем-то привычным, и я как-то не вернула его. Сэндай тоже не просила вернуть его.
Может, ему можно остаться рядом со мной, но, возможно, он хочет вернуться.
«Скажи что-нибудь.»
Пингвин не говорит.
Конечно.
Но мне это не нравится.
«Ты не такой разговорчивый, как Сэндай.»
Кладу пингвина на грудь и слегка шлёпаю его по голове.
Завтра День белого, но сегодня — обычный день.
Его нельзя назвать памятным днём, но и не совсем обычным. Думаю, всё в порядке.
Просто один день весенних каникул.
Один из трёхсот шестидесяти пяти дней. Думаю, можно хотеть чего-то, и Сэндай может это принять. Даже если я чувствую, что стала другой, это только на сегодня.
Поэтому нужно просто решить.
Хочу видеть, хочу трогать, хочу, чтобы трогали — все эти смутные чувства я верну Сэндай вместе с пингвином, которого она мне дала, и больше не буду делать такие вещи.
Я вдыхаю и выдыхаю.
Щипаю клюв пингвина.
Если я буду делать это снова и снова, я сойду с ума.
Мне не нужно возвращаться к тому времени, когда я ела лапшу одна, но, возможно, стоит вернуться к тому моменту, когда я ещё не знала Сэндай, которую видела на кровати в этом доме.
Я отпускаю клюв пингвина.
Смотрю на его беззаботное лицо.
Снова касаюсь клюва, думаю, поцеловать ли его, а затем швыряю круглое тело в сторону потолка.