Я привыкла быть одна.
Но быть одной — скучно.
Еда невкусная, и из-за этого не хочется готовить что-то нормальное.
Я сижу одна в общей зоне и тихо вздыхаю.
Растворимый карри и лапша быстрого приготовления.
Рис уже готов, но если я съем карри, придётся мыть посуду, а это утомительно.
«Ладно, лапша сойдёт.»
Я беру одну из пачек лапши, которые лежали про запас, и ставлю её на стол. Кипячу воду в электрочайнике, который мы купили с Сэндай.
После университета Майка и Асакура-сан исчезли на работе. Даже когда я возвращаюсь домой, Сэндай нет, и она не скоро вернётся. У меня есть то же самое время наедине с собой, что и в старшей школе, и я хорошо знаю, как его убить.
Читать книги, играть в игры.
Если захочется, можно даже поучиться.
Есть немало вещей, которые можно делать в одиночестве.
На самом деле, до этого момента я именно так и проводила время.
Я достаю ячменный чай из холодильника, наливаю его в стакан и делаю глоток. Ставлю стакан на стол, готовлю палочки для еды и подставку для них в виде чёрного кота.
Лучше бы я не была голодной.
Лапша быстрого приготовления — это не то, что я хочу есть.
Такие чувства заставляют меня остро осознавать Сэндай внутри себя и думать, что она мне необходима.
Нельзя.
Я сжимаю руку в кулак и разжимаю.
Выпиваю половину стакана ячменного чая.
Когда я думаю о ней в таком пустом доме, у меня начинает болеть голова. То, что раньше было неважным, например, еда, теперь стало важным, и я всё ещё не могу с этим справиться.
Смотрю на электрочайник — вода закипела. Снимаю плёнку с лапши, наполовину открываю крышку и заливаю кипяток. Ставлю таймер и сажусь на стул.
Сэндай, которая должна сидеть напротив, задерживается на работе репетитором, и я вижу то, что обычно не вижу. Мне не обязательно хочется с ней разговаривать, но когда я одна, три минуты ожидания кажутся долгими.
Провожу пальцем по отросшим ногтям.
Затем тяну указательный палец.
Пробую потянуть средний.
Сильно надавливаю на пальцы и выдыхаю.
Опускаю взгляд на подставку для палочек в виде чёрного кота.
Может, мне грустно, потому что рядом нет трёхцветного кота, который обычно здесь. Таймер звонит, и я начинаю есть лапшу.
Она невкусная.
Еда, которая просто наполняет желудок, действительно скучная.
В мгновение ока в контейнере остаётся только суп, я мою посуду и возвращаюсь в комнату.
Когда ты одна, действительно нечем заняться.
Включаю свет, обхожу комнату и сажусь на пол, прислонившись к кровати. Мне так скучно, что я наношу помаду, которую выбрала Сэндай. Когда я касаюсь губ, что-то липкое остаётся на руке. Облизываю пальцы — вкус отличается от Сэндай.
Достаю одну салфетку из крокодила.
Собираюсь вытереть губы, но передумываю.
Сминаю тонкий листок бумаги в комок и бросаю его в мусорное ведро, но он падает перед ним. Вздыхаю, подбираю безвольный клочок бумаги и выбрасываю его. Беру три манги с полки и прыгаю на кровать, схватив крокодила, который всё это время был в комнате Сэндай.
Я не умею хорошо проводить время одна.
Не могу убить время.
Ячменный чай из холодильника легко исчез в моём желудке, но время наедине с собой не хочет исчезать. Всегда и в любое время час должен состоять из шестидесяти минут, но иногда он становится тридцатью или девяноста минутами. Сегодня час длится девяносто минут, и Сэндай не спешит возвращаться.
Я знаю.
Я знаю, что час не становится девяноста минутами только из-за её отсутствия. Сегодня час — это шестьдесят минут, и завтра будет так же. Но время, проведённое в ожидании кого-то, длится дольше. Нет, время, проведённое в ожидании кого-то другого, не меняется.
Поэтому это раздражает.
Только Сэндай может растягивать или сокращать моё время.
Я стучу по голове крокодила и вытаскиваю салфетку.
Сминаю её в комок и бросаю в мусорное ведро, но белый комок не долетает до него. Как и раньше, клочок бумаги без крыльев падает чуть в стороне от кровати.
«Безвольный.»
Кладу крокодила на живот и закрываю глаза.
Не хочу вставать, чтобы выбросить мусор.
Переворачиваюсь на бок.
То, что у Сэндай стало больше работы, — это не такая уж большая проблема. Даже если учеников станет больше, это нормально. Но когда я думаю о том, что их может стать ещё больше, я не знаю, что делать.
Люди, которых я никогда не видела, эти ученики, будут занимать всё больше времени Сэндай. Люди, которые используют время Сэндай, не принадлежащее мне, — это то, с чем я никогда не смогу смириться.
Накрываюсь одеялом и сворачиваюсь в клубок.
Время проходит, а я даже не могу задремать, когда слышу два стука в дверь.
«Мияги.»
Меня зовёт приятный голос.
Но я не хочу вылезать из-под одеяла.
«Тебя нет?»
Конечно, я здесь.
Не может быть, чтобы меня не было.
«Мияги, я открываю, ладно?»
Говоря это, она не открывает дверь.
Сэндай не войдёт, если я не скажу, что можно.
«Ты поела?»
Она снова спрашивает из-за двери.
Сэндай, которая всегда ведёт себя правильно, продолжает звать меня из-за двери, и я не могу оставить её там. Кладу крокодила на пол, выбрасываю мусор и говорю: «Входи.» Дверь открывается.
«Я уже поела.»
Отвечаю, сидя на кровати, и Сэндай, как ни в чём не бывало, садится рядом.
«Что ела?»
«...Лапшу быстрого приготовления.»
«Разве ты вчера не говорила то же самое? Лучше бы ты приготовила что-то нормальное.»
«Ну и что? Лапша — это нормально.»
«Нет, это вредно для здоровья. Ешь что-то более полезное.»
«Когда я одна, готовить лень.»
«Тогда подожди, пока я вернусь. Я что-нибудь приготовлю.»
«Ты возвращаешься поздно, и я успеваю проголодаться.»
Я не настолько ужасный человек, чтобы заставлять Сэндай, которая работает, готовить мне ужин, и лапша быстрого приготовления тоже наполняет желудок, так что я хочу, чтобы она оставила меня в покое. Кроме того, если её так беспокоит моё питание, ей не нужно было устраиваться на работу.
«Понятно.»
Сэндай тихо говорит и пристально смотрит на меня.
«Мияги.»
Она зовёт меня мягким голосом и улыбается. Затем протягивает руку, и я шлёпаю её по руке. «Ты накрасила губы», — радостно говорит она, и я холодно отвечаю: «Ну и что?»
«Мило.»
Сэндай в такие моменты говорит только то, что я не хочу слышать. Она ведёт себя не так, как я хочу, и это раздражает. Я хватаю её за одежду, притягиваю к себе и прижимаю свои губы к её губам, слегка кусая, чтобы не причинить боли.
«Больно.»
Когда я отстраняюсь, Сэндай преувеличенно говорит это. Затем, как будто это правило, она снова приближает свои губы, и я отталкиваю её.
«Я хочу ещё раз.»
Сэндай сокращает расстояние между нами и шепчет.
«Не хочу.»
«Жадина.»
Я пинаю её ногу, отрицая её слова.
Я хочу услышать от неё не слова «мило» или что-то в этом роде.
«...Воскресенье.»
Бормочу и снова пинаю её ногу.
«Воскресенье?»
«У тебя нет работы, правда?»
Спрашиваю и сразу жалею об этом.
«Нет.»
Касаюсь её голубой серёжки.
Сожаление не исчезает.
Но слова, которые я хотела проглотить, вырываются наружу.
«...Давай куда-нибудь сходим.»
Тихо говорю это и смотрю на Сэндай. Она выглядит так, будто собирается спросить «Куда?», и я целую её.