У хороших и плохих вещей нет подходящей пропорции.
Когда кажется, что произошло много хорошего, вдруг наваливается куча плохого. Бывают сэндвичи, где между плохим и плохим зажато хорошее, или булочки с начинкой из плохого внутри хорошего.
Не бывает чего-то просто вкусного.
Я откусываю тост с джемом и маслом.
Хлеб — обычный хлеб.
Джем и масло — такие же, как всегда.
Завтрак, который ничем не отличается от других, но почему-то на вкус он другой. Не то чтобы невкусный, но, кажется, не хватает сладости и солёности. Однако напротив Сэндай-сан с аппетитом откусывает то же самое.
— ...Мияги, ты хочешь мой хлеб?
Сэндай-сан смотрит на меня, хотя я её не звала.
— Я такого не говорила.
— Тогда что? Мияги, ты смотришь на меня, потому что хочешь что-то сказать, да?
— Хлеб вкусный?
— Вкусный. А тебе невкусно?
Сэндай-сан делает удивлённое лицо.
Я смотрю на неё.
Её выражение не меняется.
Она не краснеет, как вчера.
— Обычно.
Я бормочу в ответ и откусываю большой кусок тоста.
Не очень вкусно.
Я запиваю тост апельсиновым соком. Ем сосиски и салат, которым, кажется, тоже не хватает вкуса, и опустошаю тарелку.
В завтраке, которому не хватает изюминки, нет ничего плохого ни в хлебе, ни в джеме, ни в масле. Конечно, сосиски и салат тоже ни в чём не виноваты. Виновата Сэндай-сан. Её странная реакция вчера не выходит у меня из головы, и даже мои вкусовые ощущения сбились.
— Если надоел джем и масло, может, купить арахисовое масло или яблочный джем?
Сэндай-сан говорит мягким голосом.
Её доброта не изменилась с вчерашнего дня.
Сэндай-сан, которая завтракает со мной, — это та же Сэндай-сан, которая на прошлой неделе собиралась в университет.
— Джем и масло — в самый раз.
— Понятно.
Сказав это, Сэндай-сан доедает оставшийся тост и накалывает на вилку последний оставшийся помидор из салата. Но, не съев его, она смотрит на меня, как будто выжидая.
— ...Вчера было весело, да?
— Кажется, я говорила, что было весело.
— Помню.
Было бы плохо, если бы она забыла.
В аквариуме было весело.
И это хорошо. Но то, что Сэндай-сан сказала: «Давай выберем другой день», — это плохо.
Как будто на тарелку с хорошим положили плохое, и от этого в животе колет, как будто меня тыкают.
— Мияги, хочешь снова пойти в аквариум?
— Если Сэндай-сан не будет сходить с ума и фотографировать, то можно.
— Но это ты сказала фотографировать.
Сэндай-сан недовольно говорит и съедает помидор.
— Я имела в виду не свои фотографии, а рыб и всё такое.
— Но я и их фотографировала, так что всё в порядке.
Слова Сэндай-сан заставляют меня подумать, что вчера стоило сфотографировать её, когда она покраснела.
Такая она была редкостью.
И я тоже сделала что-то редкое.
Вчера, вернувшись из аквариума, я сделала то, что хотела, хотя и не сказала этого прямо. На это требовалась немалая смелость, но Сэндай-сан, которая всегда хочет такого, отказала, и это ужасно.
Я допиваю оставшийся апельсиновый сок и встаю.
— Я помою посуду.
Я беру тарелки и стаканы со стола и иду к раковине, а Сэндай-сан говорит: «Помогу», — и подходит рядом.
Я мою посуду, а Сэндай-сан вытирает.
Вчера она отказалась от «потока», который я создала, а сегодня, без моей просьбы, Сэндай-сан сама создаёт «поток», и я не могу отказаться. Сэндай-сан, стоящая рядом, не краснеет и не говорит, что нужно выбрать другой день для мытья посуды. Это, конечно, нормально, но мне всё равно не по себе.
Если ты эротический демон, то веди себя как эротический демон.
Вчерашнее было нечестным.
Она должна отвечать за свои обычные слова и поступки.
— Мияги, тарелка.
Рука тянется со стороны и забирает чистую тарелку. «Если будешь витать в облаках, уронишь», — говорит она.
— Не волнуйся, я не уроню.
Я не витаю в облаках, а просто размышляю, поэтому не уроню и не разобью тарелку.
Я полощу стакан под струёй воды и смотрю на неё.
Меня всё ещё кое-что беспокоит.
Вчера она была только моей, но в то же время не только моей.
Сэндай-сан на улице отличается от Сэндай-сан дома, и она также отличается от той Сэндай-сан, которая прервала мой «поток».
Она не расслабляется, как дома, и не делает явно недовольное лицо. Она не перестаёт улыбаться и ведёт себя прилично. Кроме того, что слишком много фотографирует, она — добрая и красивая студентка.
Не то чтобы мне не нравилась такая Сэндай-сан, но я чувствую дистанцию. Не настолько, как когда она была старшеклассницей и проводила время с Ибараки-сан, но иногда она кажется ненастоящей, и я не могу думать о ней как о принадлежащей только мне.
Когда она рядом со мной, она должна быть только моей Сэндай-сан.
Ненастоящая Сэндай-сан мне не нужна.
— Мияги, стакан.
Сэндай-сан говорит безразличным тоном, который она не использует на улице.
— Я и так передам.
— Если не хочешь, чтобы тебе говорили, будь проворнее. Если будешь медлить, опоздаешь в университет.
Сэндай-сан говорит то, что не сказала бы никому, кроме меня.
Это та Сэндай-сан, которую её университетские друзья не должны видеть.
Но, возможно, она говорит такое и Мио-сан.
— Сейчас ещё не то время.
Я бормочу в ответ и передаю стакан.
Сэндай-сан сказала в аквариуме: «Я не покупаю сувениры Мио», — но сказала, что купит Ибараки-сан.
Если бы она была той, кто подстраивается под друзей, у неё не было бы выбора не покупать сувениры. Но Мио-сан она не покупает. Это значит, что ей не нужно подстраиваться под Мио-сан, и Мио-сан ближе к Сэндай-сан, чем Ибараки-сан и остальные.
Мне это неприятно.
Но я также думаю, что Сэндай-сан, как и у меня есть Маика, должна иметь друзей, с которыми ей не нужно церемониться.
Я мою губку, которой мыла посуду, и смотрю на неё.
— Сэндай-сан, ты не гуляешь с Мио-сан?
— Иногда гуляем.
— А сегодня?
— Ты же знаешь, у меня работа.
— Может, после работы?
— Не пойду.
Сэндай-сан, убравшая посуду, решительно говорит и смотрит на меня.
— А если бы не было работы?
— Всё равно не пойду.
— Почему?
— Хочу поскорее вернуться домой.
Я облегчённо вздыхаю, получив желаемый ответ.
Я не могу позволить Сэндай-сан ставить друзей на первое место. Если бы такой человек был, Сэндай-сан не стала бы только моей. Но я также не могу отнять у неё друзей.
Мне это неприятно.
Раздражает.
Я не могу этого допустить, но понимаю, что придётся.
— Мияги, а ты что будешь делать сегодня? У тебя нет планов с Уцуномия?
— У Маики работа.
— Понятно.
Сэндай-сан тихо говорит перед раковиной.
Она закончила убирать посуду, но не уходит.
— Сэндай-сан, а сегодня надела ожерелье?
Я указываю на отличие от вчерашнего дня.
— Если нужно, надену.
— Не нужно.
С того момента, как я увидела её в общей зоне, меня это беспокоило, но я не хочу, чтобы она надела ожерелье, и, поскольку я не видела, чтобы она носила его с тех пор, как стала студенткой, это не то, о чём стоит беспокоиться.
Всё же я спросила, потому что не хотела прерывать разговор. Мне не о чем говорить, но я не хочу, чтобы Сэндай-сан уходила из общей зоны.
Думать о таком с утра — не очень хорошо, но воспоминания о вчерашнем дне в аквариуме и события после него смешались, и мои чувства застряли в пробке.
— Ты сразу идёшь в университет?
Я спрашиваю Сэндай-сан, хотя знаю, что она не пойдёт сразу.
— Нет. Сегодня у меня есть время.
Сэндай-сан улыбается.
Я тянусь к ней.
Касаюсь её щеки, и Сэндай-сан дёргается, отступая на шаг.
Неинтересно.
Я сокращаю расстояние и прижимаю свои губы к её.
— ...Что это за поцелуй?
— Потому что Сэндай-сан убегает.
— Это не причина.
— ...Это странно.
Обычно Сэндай-сан не убегает, когда я приближаюсь.
— Разве?
Сэндай-сан говорит это, как будто это ничего не значит, и я делаю шаг к ней. Расстояние снова увеличивается, и мы отдаляемся на шаг.
— Сэндай-сан, ты убегаешь.
— Я не убегаю.
— Тогда почему ты сейчас двинулась?
— Потому что рядом с Мияги я теряю рассудок.
Сэндай-сан с улыбкой говорит что-то ужасное.
— Сейчас же в университет.
— Да.
Сэндай-сан неестественно поднимает уголки губ.
У неё действительно странное чувство времени.
Я изо всех сил наступаю на ногу Сэндай-сан.