«Извини за вчера», — говорит Сендай, едва войдя в комнату.

«Это по договорённости, так что нормально».

Я сама сказала ей, что если она не может прийти из-за курсов, то пусть приходит на следующий день.

Сообщение, которое я отправила вчера, было с учётом того, что она не сможет прийти в тот же день, и Сендай, как и обещала, явилась сегодня. Правила соблюдены, никаких проблем.

«Вот».

Я передаю ей пять тысяч иен, заранее приготовленные на столе.

«Спасибо», — коротко отвечает она, достаёт кошелёк из сумки и убирает купюру. Затем подходит ко мне, смотрит на календарь на столе и говорит:

« Скоро Золотая неделя».

«Только недавно закончились весенние каникулы».

«Мияги, ты не любишь выходные? Перед каникулами ты тоже была не в настроении».

Сендай не уточняет, почему ей показалось, что я была не в настроении. Но в её голове, наверняка, всплывает тот день, когда я облила её газировкой.

«На каникулах особо нечего делать, просто скучно», — отвечаю я, объясняя не своё настроение, а причину, почему не радуюсь выходным.

«Выходные — это же круто. Сходи куда-нибудь».

У меня есть планы на Золотую неделю.

Мы с Майкой и Ами договорились гулять втроём. Но нет смысла рассказывать об этом Сендай. Я опрокидываю календарь и тыкаю её в руку.

«Сендай, покажи руку».

Это не приказ, но она послушно протягивает руку. Только вот рука всё ещё в рукаве формы.

Знает же, о чём я.

Я твёрдо говорю ей, понимая, что она не собирается делать то, чего я хочу, несмотря на то, что знает, чего я жду:

«Засучи рукав».

«Да-да», — отвечает она без энтузиазма, расстёгивает пуговицу на манжете блузки и засучивает рукав вместе с пиджаком.

Я хватаю её за руку.

Где-то посередине между запястьем и локтем.

Вглядываюсь во внутреннюю сторону руки, и Сендай говорит:

«Исчез быстрее, чем я думала. А у тебя?»

Как она и сказала, красного следа, который я оставила, нет.

«Быстро исчез».

«И синяк на колене?»

«Исчез».

В отличие от засоса, который оставила Сендай, синяк от удара коленом заживал дольше, чем след на руке, но теперь его тоже нет. На руках и ногах нет никаких следов, будто их и не было.

Рука Сендай такая же, как моя.

Словно событий прошлой недели не существовало.

Я глажу её руку, которую всё ещё держу.

Гладкая, приятная на ощупь.

— Если снова прижаться губами к этой руке…

Если приказать не двигать руку, я смогу снова оставить засос.

Я сильно нажимаю на место, где был след.

Естественно, следа не появляется.

Ещё раз с силой нажимаю на то же место, и она хватает мою руку.

«Хочешь снова оставить след?» — говорит Сендай, будто заглянув мне в голову.

«Нет».

Коротко отвечаю, и она отпускает мою руку. Я касаюсь внутренней стороны её локтя.

Кость или мышца — что-то твёрдое.

Проверяю на ощупь, медленно скольжу пальцами вниз.

Возвращаюсь к запястью, глажу, будто следуя по венам.

«Когда так трогают, щекотно», — говорит она, слегка дёрнув пальцами.

Но руку не убирает, так что я продолжаю водить пальцами по её мягкой коже.

Так я начинаю забывать, зачем вызвала Сендай.

Когда я услышала от Майки то, чего не знала, горло сжалось, стало трудно дышать. Это не было сильной злостью, но настроение испортилось.

А сейчас?

Я поднимаю взгляд.

Передо мной Сендай с тем же добрым лицом, что и в школе.

Но я не хочу видеть такую Сендай.

Я впиваюсь ногтями в её гладкую руку.

Сильно нажимаю, и ногти впиваются в кожу.

«Ногти — больно», — говорит она, но не отталкивает мою руку.

«Парень из баскетбольной команды симпатичный?»

Я не хотела спрашивать, но из-за разговора Майки и Ами глупый вопрос вырывается сам собой.

«Почему баскетбольная команда?»

«Тебе же признались».

«Тебе?»

«…Ты же специально так говоришь».

Я знаю, какая она.

Сендай бывает немного злой со мной, и без приказа не всегда делает то, что я хочу.

Я сильнее впиваюсь ногтями.

Она чуть морщится и силой отрывает мою руку.

«Я отказала».

Не отрицая признание, она тихо сообщает только результат.

«Почему?»

«Почему? Он мне не нравится, да и времени встречаться нет».

«На встречи время всегда можно найти».

«У меня курсы, и время сюда приходить».

Сендай лениво отвечает, поглаживая тонкие следы от ногтей.

«Если бы было время, не было курсов, и не надо было сюда приходить, ты бы встречалась?»

«Я же сказала, он мне не нравится. И не волнуйся, я поставлю тебя в приоритет».

«Я такого не просила».

Я слегка пинаю ногу Сендай, которая наигранно улыбается.

«Фу, как невоспитанно».

«Не хуже тебя».

Расстёгивает пуговицы блузки, ослабляет галстук.

Сейчас она не лежит, но обычно валяется на чужой кровати так неряшливо, что чуть ли не видны трусы — не ей меня учить.

«Ты же ревнуешь к парню из баскетбола. Я всё понимаю».

Она говорит это легко, как будто с крыльями, опускает рукав, пряча руку, и садится на кровать.

«Дура, что ли».

Я понимаю, что её поддразнивающий тон не серьёзен, но не могу не возмутиться.

Мне просто стало немного неприятно, что Майка знала то, чего не знала я.

Это не ревность.

Я сажусь на пол, опираясь на кровать.

С того дня после каникул, когда я заставила Сендай лизать мне ногу, со мной что-то не так. Тепло её языка, влившееся в меня, осталось внутри и не исчезает.

Поэтому я пыталась общаться с ней, как с подругой. Играла с ней, болтала о пустяках, думая, что странное чувство в теле пройдёт. Но притворяться подругой было тяжело.

Вот и сейчас.

Я не могу говорить с ней, как подруга.

Чего я хочу от Сендай?

Чем дольше мы проводим время вместе, тем меньше я понимаю.

Изначальная цель — просто давать приказы — постепенно теряется.

Когда я с Сендай, невидимое что-то липнет ко мне, и в груди становится неспокойно. Я не могу успокоиться, будто становлюсь не собой.

Хочу, чтобы это мутное чувство, как газировка на столе, лопнуло пузырьками и исчезло.

Я выдыхаю и смотрю в окно.

Синее небо незаметно потемнело.

Я достаю из сумки учебник по современной литературе и сую его Сендай.

«Приказ. Слезь с кровати и читай это».

«Учебник?»

С удивлённым лицом она садится рядом.

«Да».

Я немного устала.

Снимаю пиджак, носки, галстук и валюсь на кровать.