Лапша в стаканчике или готовый гамбургер.
Есть ещё вариант приготовить самой.
Выбирая из нескольких вариантов сегодняшнего ужина, я достаю готовый гамбургер и разогреваю его. Я ем одна, так что готовить самой слишком хлопотно. Утром Сендай сказала, что у неё подработка и она вернётся поздно, но даже если бы она не сказала, я знаю, в какие дни ужинаю одна.
Я выкладываю гамбургер на тарелку и готовлю рис. Думаю, что надо было купить салат или что-нибудь ещё, но даже если добавить ещё одно блюдо, ужин в одиночестве всё равно не станет приятным. Когда ешь с кем-то, любая еда кажется вкусной, но когда ешь одна, всё имеет лишь обычный вкус. Это просто для того, чтобы утолить голод.
Я двигаю палочками, запихивая в желудок гамбургер и рис. Даже когда я с Сендай, разговор не клеится, но когда я одна, не только не о чем говорить, но и нет необходимости произносить ни слова, поэтому тарелка быстро пустеет. Помыв посуду, мне больше нечего делать в общей комнате, и я возвращаюсь к себе.
Я беру с книжной полки чёрного кота и бросаю его на кровать.
Затем, словно преследуя кота, прыгаю на кровать.
Сегодня не был весёлым днём, но и не был неудачным. Однако настроение не очень хорошее. Лень идти в ванную, лень переодеваться. Лень смотреть на задания, которые нужно сделать, и я притягиваю к себе чёрного кота.
"Мяу"
Вместо плюшевой игрушки он мяукает, и я глажу его по голове.
Чёрный кот, появившийся как рождественский подарок, стал для меня чем-то, что успокаивает, когда он рядом, и отвлекает, когда я глажу его по голове. Глядя на него пристально, думаю, что если бы он издал звук, мне стало бы веселее.
Кладу чёрного кота на грудь и закрываю глаза.
Хотя я не была сонной, как только закрываю глаза, в голове словно появляется туман, и сознание начинает уплывать.
Совсем немного.
Минут тридцать.
Мне лень даже устанавливать будильник, и я отдаюсь во власть сна, чувствуя свет комнаты сквозь веки. Слышу своё дыхание, и чёрный кот падает. В темноте, которая тёмная, но всё же ощущается свет, сознание блуждает где-то между глубоким и поверхностным сном. Когда я нахожусь в полусонном состоянии, то ли видя сон, то ли нет, издалека доносится тихий звук.
Тук-тук-тук.
Понимаю, что это сдержанный стук в дверь, и поднимаюсь.
"Что?"
Выдавливаю из себя хриплый голос и спрашиваю того, кто за дверью.
"Я купила торт, не хочешь поесть вместе?"
Слышу весёлый голос Сендай.
"Торт?"
"Да, торт. Для начала открой дверь"
По её настоянию я выхожу из комнаты.
Как только я закрываю дверь, Сендай хватает меня за руку.
"Я купила клубничный торт, клубничный тарт, а ещё чизкейк и запечённый чизкейк. Ешь что хочешь"
"Не слишком ли много?"
"Ты же сможешь съесть два, правда? Я заварю чай, садись"
Хотя я не говорила, что буду есть, Сендай тянет меня за руку, и я оказываюсь перед столом.
Сендай выдвигает стул и улыбается.
Смотрю на стол и вижу белую коробку, понимая, что она купила торт не в магазине, а в нормальной кондитерской.
Я не против тортов, и в животе ещё есть место.
Не уверена, что смогу съесть два, но один точно влезет.
Я послушно сажусь на стул и смотрю на Сендай.
"...Что-то хорошее случилось?"
"Разве нужен повод, чтобы купить торт? Когда ешь что-то вкусное, настроение поднимается. Мияги, ты не любишь торты?"
"Люблю"
"Ну вот и хорошо. Вода уже вскипела, подожди немного"
Сказав это, Сендай приносит чайник с заваркой и кружки, и заливает кипяток из электрического чайника, который мы купили вместе. Затем она точно засекает время на телефоне и наливает чай в кружки.
"Выбирай, что хочешь"
Говорит Сендай, открывая белую коробку.
Заглядываю внутрь и вижу, что торты, о которых она только что говорила, плотно уложены. Независимо от того, смогу ли я их все съесть, мне нравятся все четыре. Если выбирать два, то у меня есть предпочтения, но мне кажется неправильным выбирать первой.
"Пусть первой выберет та, кто купила"
Передаю право выбора Сендай, и она берёт тарелку, кладёт на неё клубничный торт и чизкейк и ставит передо мной. Это как раз те два, которые я хотела попробовать, и, вероятно, Сендай выбрала их, заметив мой взгляд.
"А какие нравятся Сендай?"
"Клубничный тарт и запечённый чизкейк"
Она называет оставшиеся два торта и кладёт их на тарелку.
"А на самом деле?"
"Я купила то, что мне нравится, так что все четыре - мои любимые торты"
Видимо, думая, что я собираюсь сказать что-то надоедливое, Сендай снимает плёнку с запечённого чизкейка. Затем говорит "Итадакимасу" и, разрушив вершину равнобедренного треугольника вилкой, отправляет кусок торта в рот.
Это значит, что нужно молча есть торт на тарелке, и я тоже говорю "Итадакимасу" и снимаю плёнку с клубничного торта. Хочу съесть клубнику в конце, поэтому сначала кладу её на тарелку, отрезаю вершину равнобедренного треугольника и съедаю за один укус. Не слишком сладкие сливки тают на языке, смешиваясь с воздушным бисквитом и опускаясь в желудок.
"Вкусно?"
Сендай, съев третий кусочек запечённого чизкейка, смотрит на меня.
"Да. ...Спасибо"
Благодарю её и разрушаю торт, покрытый сливками. Насаживаю на вилку кусок побольше и отправляю в рот. Сливки проскальзывают по горлу так легко, будто я и не ужинала совсем недавно.
Напротив меня Сендай молча ест запечённый чизкейк. Она не говорит о подработке. Ни о неожиданных вопросах, которые ей задали, ни о том, о чём думают современные школьники. Она не заводит таких неинтересных разговоров.
Разговоры о подработке мне не нравятся, говорит она о ней или нет.
Торт вкусный, но где-то в глубине желудка продолжает накапливаться что-то, что я не могу переварить.
"Сендай, иди сюда"
Зову Сендай, сидящую напротив, и указываю на место по диагонали от меня. Сендай с недоумением на лице встаёт, и я добавляю "вместе со стулом". Со скрипом Сендай садится по диагонали от меня.
"Открой рот"
Сказав это, я набираю на палец сливки. Гладкий крем покрывает палец, и я чувствую прохладу.
На лбу Сендай появляется лёгкая морщинка.
Я понимаю, что то, что я собираюсь сделать, не очень хорошо. Но я снова говорю "открой", и она без колебаний открывает рот.
Протягиваю руку и подношу палец к её рту.
Когда я вставляю кончик пальца в открытый рот, губы смыкаются, и зубы касаются первого сустава. Тёплый язык прижимается к пальцу, и сливки тают.
Сендай обычно делает всё, что я говорю.
И сейчас, хотя это не приказ, она открыла рот и лижет мой палец.
Глядя на неё, подчиняющуюся моим словам, я чувствую облегчение. Это отличается от того времени, когда я отдавала приказы, но есть вещи, которые не изменились.
Я немного надавливаю пальцем.
Она сопротивляется, прикусывая палец.
Но когда я проталкиваю его глубже, язык обвивается вокруг пальца. Ощущение языка, более тёплого и твёрдого, чем сливки, ползущего по пальцу, одновременно приятно и неприятно. Я резко вытаскиваю палец и беру салфетку из открытой коробки, чтобы вытереть его.
"Почему ты лизнула?"
"Ты же сказала лизнуть, разве нет?"
Сендай говорит так, будто подчиняться моим словам - это само собой разумеется.
"Я просто сказала открыть рот"
"Разве это не значит "лизни"?"
Она не ошибается, но когда она делает то, чего я прямо не говорила, как нечто само собой разумеющееся, мне кажется, что она может подчиниться любым моим словам.
-- Если бы я сейчас снова попросила её бросить подработку...
То, о чём я подумала, чуть не сорвалось с языка, и я разрушаю клубничный торт вилкой. Получается маленький кусочек, и я отправляю его в рот. Он не слишком сладкий, лёгкий и воздушный, но торт в желудке кажется тяжёлым. Словно и сливки, и бисквит превратились в свинец или железо.
"Сендай. Ты сказала, что покупаешь торт и без особого повода, но на самом деле у тебя была причина, да?"
Я спрашиваю, пытаясь отвлечься от тяжести в желудке.
"Я просто хотела съесть что-нибудь вкусное"
"Правда?"
"...Я просто хотела поднять тебе настроение"
Сендай отвечает со вздохом и продолжает:
"Похоже, ты всё ещё не в настроении. Что мне сделать, чтобы ты повеселела?"
"Я не в плохом настроении"
"Да нет же. Я не прошу тебя смеяться, но хотя бы выгляди немного веселее"
Даже если я в плохом настроении или не улыбаюсь, Сендай остаётся со мной и даже заботится обо мне вот так. Поэтому иногда я могла бы хотя бы немного повеселеть, но я не знаю, как выглядеть весёлой перед ней.
Сендай добрая.
Но я не могу быть доброй к Сендай и всё время испытываю её.
"Лизни. Может быть, тогда я буду в хорошем настроении"
Я протягиваю палец без сливок к Сендай, и она хватает мою руку и тянет к себе. Следуя моим словам, кончик её языка касается указательного пальца и лижет его. Что-то горячее, горячее её руки, ползёт по моему пальцу, двигаясь так, словно слизывает сливки, хотя их там нет. Палец становится влажным от основания, и губы прижимаются к тыльной стороне ладони.
Губы сразу же отрываются и снова прижимаются. Кончик языка касается и лижет до самого запястья. Нервы сосредотачиваются в местах, где чувствуется тепло тела Сендай, и ощущения кожи обостряются. Каждый раз, когда язык двигается по коже, по телу пробегает дрожь, и плечо непроизвольно дёргается.
Сердце словно сжалось вдвое, и мне тяжело дышать.
Язык Сендай движется от запястья по венам к руке.
Снова прижимаются губы, и когда я отдёргиваю руку, она без сопротивления возвращается ко мне.
Когда тепло её тела исчезает, мне становится чего-то не хватать.
Я думаю, что хочу прикоснуться к Сендай больше, чем есть торт.
"Закрой глаза"
Я говорю Сендай, и она молча закрывает глаза.
Я встаю и касаюсь её щеки.
Провожу рукой и кончиками пальцев очерчиваю её губы. Когда я дохожу до середины, она лижет мои пальцы. Я отнимаю пальцы от её губ, и Сендай хватает меня за одежду. Словно притянутая к ней, я прикасаюсь своими губами к её губам.
Это было лёгкое прикосновение, поэтому я не чувствую вкуса сливок.
Я ощущаю только мягкость и отстраняюсь.
Сендай открывает глаза, и наши взгляды встречаются.
Прежде чем она успевает что-то сказать с выражением лица, будто хочет что-то произнести, я открываю рот.
"Сендай, ты ведь не сдержала обещание сходить поесть вместе"
Я напоминаю об обещании, которое она дала на Золотую неделю, поклявшись своим пирсингом.
"После окончания праздников было много дел"
Я смотрю на неё, оправдывающуюся, и сажусь на стул.
"Ты же сама предложила"
"Можно выполнить это обещание в это воскресенье?"
"Хорошо"
Я коротко отвечаю и вытираю палец салфеткой, а Сендай как ни в чём не бывало пьёт чай.