— Я дома.
— Добро пожаловать.
Мы обмениваемся привычными фразами в общей зоне, и я кладу на стол не слишком большой пакет.
— Это пудинг. Есть и для тебя.
— От Уцумии?
Сэндай, которая ужинала одна, ставит чашку и смотрит на меня.
— Нет. Я купила.
— Мияги купила?
— Это плохо?
— Нет, но...
Планы с Майкой на оставшиеся каникулы быстро реализовались, и сегодня, меньше чем через неделю, мы сходили в кино и поужинали вместе. Заодно купила пудинг, который, по слухам, был очень вкусным, в магазине, где мы с Майкой заглянули. Но, возможно, Сэндай не хочется его есть.
— Я положу его в холодильник, можешь съесть, когда захочешь.
— Спасибо.
Обычно она бы сказала что-то вроде «Давай потом съедим вместе», но сегодня ничего не говорит. Может, у неё не очень хорошее настроение. Утром Сэндай была такой же, как всегда, но, возможно, что-то случилось, пока я была вне дома.
Я кладу пудинг в холодильник и собираюсь вернуться в свою комнату. Но перед тем, как открыть дверь, меня окликают.
— Останься здесь.
Я оборачиваюсь на её ровный голос и спрашиваю: «Почему?»
— Я почти закончила есть.
Я смотрю на подставку для палочек в виде трёхцветного кота, стоящую перед ней.
На следующий день после дня рождения она висела на ручке двери, а теперь используется каждый день.
Хотя подставка для палочек — это не такая уж необходимая вещь, и, возможно, стоило выбрать что-то другое.
— Тогда позови, когда закончишь.
С лёгким сожалением я поворачиваюсь к Сэндай спиной, как слышу, как палочки кладут на подставку с лёгким стуком.
— Я закончила. Спасибо за еду.
Сказав это, Сэндай начинает мыть посуду.
Звук текущей воды.
Звук посуды.
Несколько звуков смешиваются, но голос Сэндай не слышен. Она молча моет посуду, хотя сама попросила меня остаться, и я не знаю, стоит ли возвращаться в комнату.
Прислонившись спиной к двери, я касаюсь ручки.
В голове остаётся голос Сэндай, сказавшей: «Останься здесь». В итоге, продолжая опираться на дверь, я обращаюсь к ней.
— Если просишь кого-то остаться, то хотя бы поговори. Разве мы не договорились обсуждать всякую ерунду?
Когда я упоминаю наш разговор в день рождения, слышу её безэмоциональный голос.
— Ты говорила, что ходила в кино. Что смотрели?
— То, что ты вряд ли стала бы смотреть.
— Было интересно?
— Не очень. Майка тоже сказала, что ожидала большего.
— Понятно.
Её равнодушный ответ раздражает.
Это ведь Сэндай сказала, что хочет обсуждать обычные вещи, так что она должна проявлять больше интереса ко мне. Если она будет так относиться, то я не хочу с ней разговаривать.
— Я вернусь в комнату.
Я бросаю эти слова в спину Сэндай и отталкиваюсь от пола.
— Прости. Когда мою посуду, звук воды мешает слышать. Я почти закончила, так что посиди и подожди.
Хотя она сказала, что не слышала, её голос звучит слегка взволнованно, но я не отвечаю. Пока я молчу, Сэндай оборачивается и говорит: «Осталось пять минут», устанавливая временные рамки.
— Тогда только пять минут.
Думая, что она слишком долго моет посуду, я сажусь на стул, не глядя на часы.
Даже если я буду отслеживать время, уверена, что после пяти минут она скажет что-то вроде «ещё минуту» или «ещё две».
— Сэндай, а пудинг?
Не знаю, сколько времени прошло, но я обращаюсь к ней.
— Потом съем.
— Нет, я не об этом. Ты любишь пудинг или нет?
Мы ели его вместе раньше, так что, думаю, он ей не противен.
— А ты?
Сэндай, закончив мыть посуду, подходит ко мне.
— Я не стала бы покупать то, что не люблю.
— Я тоже люблю пудинг.
Сэндай улыбается.
Мне это не нравится.
То, что она, казалось, не интересовалась мной, заставила меня ждать пять минут, а теперь пытается сделать вид, что не было её улыбки, — всё это неприятно.
Я встаю и хватаю её за руку левой рукой.
Прижимаю большой палец правой руки к уголку её губ, и меня зовут по имени.
— Если хочешь укусить, то не за губы.
— Я не говорила, что буду кусать.
— Не говорила, но ведь укусишь?
Её слова верны, но мне не хочется соглашаться, когда она так уверена. Я не отвечаю и отпускаю её руку.
— Губы слишком болят, так что кусай в другом месте. Не страшно, если останется след.
Сказав это, Сэндай берёт мою руку.
— Я ничего не буду делать, отпусти.
— Не будешь?
— Не буду.
Я смотрю ей в глаза и чётко отвечаю.
Но она не отпускает мою руку. Более того, Сэндай сама приближает своё лицо и целует меня в губы.
Её губы касаются моих лишь на мгновение, а затем отстраняются.
Потом снова касаются, и я слегка прикусываю её губы.
— Больно.
Когда я отстраняюсь, Сэндай с преувеличенным видом смотрит на меня.
— Я не кусала так сильно, чтобы было больно.
— Было больно.
Я прижимаюсь лицом к её шее и впиваюсь зубами. На этот раз не слегка, а так, чтобы остался след.
— Мияги. Это действительно больно.
Я не отвечаю на её слова и продолжаю впиваться зубами, пока Сэндай не хватает меня за руку. Я впиваюсь зубами в её мягкую кожу, как будто хочу откусить кусок. Мои губы прилипают к её шее, я чувствую её тепло. Когда я сжимаю челюсти, рука Сэндай, держащая мою, тоже сжимается.
Меня держат так сильно, что больно, и я отстраняюсь от её шеи. Сэндай, не отпуская мою руку, говорит:
— Я не говорила, что можно кусать так сильно.
— Это ты сказала, что можно оставить след.
— Всё должно быть в пределах разумного.
— Если есть пределы, то скажи об этом сразу.
Сэндай слегка выдыхает, отпускает мою руку и проводит пальцем по шее.
Её палец скользит по следу от укуса.
Я смотрю, как её палец медленно движется туда-сюда, и снова хочется впиться зубами в её шею. Но прежде чем я успеваю это сделать, Сэндай начинает говорить.
— Мияги, каникулы почти закончились. Ты хорошо провела время?
— С чего вдруг?
— Помнишь, мы говорили, что ты будешь рассказывать, когда тебе весело?
В памяти всплывает наш разговор по дороге из аквариума.
Я выдыхаю и выполняю своё обещание.
— ...В целом, было неплохо.
Эти каникулы отличались от всех предыдущих.
Раньше длинные каникулы означали, что я проведу много времени одна, но в этом году Сэндай была рядом, так что времени на одиночество почти не оставалось. В прошлом году я тоже виделась с Сэндай, но только три раза в неделю. Мы не жили вместе, как сейчас.
Хотя я не думаю, что смогла бы так провести время с кем-то другим, жизнь, в которой кто-то всегда рядом во время долгих каникул, не так уж плоха.
— Тогда, Мияги, давай устроим ночёвку.
Сэндай с улыбкой говорит что-то совершенно не связанное, и я не понимаю, как от «тогда» она перешла к «ночёвке». Нам вообще не нужны ночёвки.
— Мы живём в одном доме.
— Мы живём в одном доме, но не в одной комнате, верно?
— Ну да.
— Завершим весёлые каникулы. Давай поболтаем о ерунде и станем ближе. В твоей комнате.
— Подожди. Почему в моей комнате?
Я смотрю на Сэндай, которая ведёт себя так, будто это само собой разумеется.
После дня рождения я несколько раз пускала её в свою комнату, и в этом нет ничего плохого, но ночёвка — это другое. К тому же, я ещё не согласилась на ночёвку.
— Ты же уже ночевала в моей комнате. Теперь пусти меня в свою.
— Не хочу.
— Да ладно. Давай устроим ночёвку.
— Сэндай, ты точно задумала что-то странное.
— Помнишь, я говорила, что буду ждать? Я не буду делать ничего большего, чем поцелуи, пока ты сама не скажешь.
— Не верю.
— Поклянусь серёжкой.
Я не говорила, что можно клясться, но Сэндай протягивает руку и касается моего уха. Затем целует серёжку.
— Я буду ждать, пока ты сама не скажешь.
Обещания, данные на серёжку, выполняются.
Я знаю это, но сомневаюсь, можно ли доверять её благоразумию.
— Мияги. Если тебя это так беспокоит, давай не будем спать.
— Не спать?
— Если будем смотреть фильмы или что-то в этом роде до утра, то не придётся идти в кровать, и ничего такого не случится.
— ...Сэндай, ты планировала спать в моей кровати?
— Ты же спала в моей.
— Она узкая. Если хочешь остаться, принеси своё одеяло.
— Это хлопотно, давай просто спать вместе. Если не хочешь спать, то не ложись. Ну, вот и решили.
Сэндай хлопает в ладоши, как будто закрывая тему.
Я смотрю на дверь своей комнаты.
Сейчас я не слишком хочу спать.
Одну ночь можно и не поспать.
Я решаю не спать и принимаю её предложение.