— Просыпайся.
Я пинаю ногу Сэндай, которая сладко спит передо мной на кровати.
Но она не просыпается.
Из-за этого я не могу даже повернуться, и мне жарко.
Этот ситуация явно ненормальная.
Если бы я знала, что так получится, я бы не легла с ней спать.
Кровать принадлежит Сэндай, но место, где лежу я, — это моя территория, и ей не стоило сюда залезать.
— Сэндай.
Я зову её громче и сильно надавливаю на область ключицы.
— М-м.
Слышу короткий звук, но это всё.
Сэндай продолжает спать, обняв меня, как подушку.
Не понимаю, как всё так вышло. Мне жарко из-за одеяла и её тепла, её рука на мне тяжелая, и это раздражает.
— Отодвинься уже.
Подушка — это обязанность пингвина, а не моя.
Я не хочу вечно лежать в её объятиях, так что ей пора бы уже проснуться.
— Просыпайся, говорю же.
Даже если я скажу это громче, она только промычит что-то и не проснётся.
— Это моя территория.
Я изо всех сил толкаю Сэндай.
Её рука, обвивающая меня, ослабляет хватку, и Сэндай перекатывается на спину. Я сажусь и, глядя на неё, счастливо спящую, думаю, стоит ли её будить, но решаю не делать этого.
— Который сейчас час?
Утро уже давно наступило, и свет проникает через щель в занавесках. Я понимаю, что время для первого рассвета уже прошло, но без телефона точное время не знаю.
В полумраке я беру пингвина, которого оттеснили на край кровати, и кладу его на грудь Сэндай. Пингвина сразу же обнимают, и Сэндай поворачивается ко мне, свернувшись калачиком.
Думаю, это редкое зрелище.
Она больше подходит под слово «красивая», чем «милая», но видеть, как она спит, обнимая плюшевую игрушку, забавно. Майка была бы удивлена, увидев это, и её друзья, с которыми мы вчера встретились, тоже.
Но они никогда не увидят Сэндай такой.
Это Сэндай, которую вижу только я, её соседка по комнате.
Я никому не расскажу, что она такая.
Я протягиваю руку и касаюсь её голубого пирсинга.
Новый год такой же, как и прошлый.
Сэндай — моя соседка по комнате, и она принадлежит мне.
Я накрываю Сэндай одеялом, которое она сбросила, и встаю с кровати. Включаю кондиционер, беру телефон со стола и смотрю на экран.
9:07 утра.
Это не раннее утро, но и не слишком позднее. И это не время для второго сна, так что я сажусь на кровать.
Можно вернуться в свою комнату, но раз уж тут есть такая интересная Сэндай, хочу ещё немного понаблюдать за ней.
Я направляю телефон на Сэндай, которая спит, обнимая пингвина. Немного сомневаюсь, но включаю камеру и фотографирую её. Вспышка, которую я забыла выключить, срабатывает. Затем я подхожу ближе и снова фотографирую. Вспышка срабатывает опять, и я слышу сонный голос.
— …Что? Светло.
Сэндай трёт глаза.
— Я фотографировала.
Говорю это и делаю снимок, пока она наполовину открывает глаза.
— Фотографировала?
Её голос звучит чётче, чем раньше.
— Ты не просыпалась, мне было скучно, вот и сфотографировала твоё спящее лицо.
— Эй, почему ты фотографируешь меня без разрешения? Удали.
Сэндай вскакивает и включает свет. Пингвин, которого она обнимала, падает на кровать, и комната освещается.
— Не хочу. Ты же сама фотографировала меня без разрешения. Говорила что-то вроде: «Новый год, можно». К тому же, это твоя вина, что ты не проснулась. Спала как убитая.
Я толкаю Сэндай за плечо, когда она пытается отобрать телефон, и передаю ей пингвина.
— Я не спала как убитая.
— Ты крепко спала.
— Я долго не могла уснуть и только заснула, как ты меня разбудила.
Сэндай говорит это с недовольным видом и, обняв пингвина, снова ложится на кровать. Её рука гладит голову пингвина, а крылья шевелятся. Затем она зовёт меня: «Мияги».
— Тебе что-то снилось?
Сэндай бормочет это и смотрит на меня.
Мне что-то снилось.
Но это не то, что я могу рассказать ей.
— Нет.
— Правда?
— Правда.
Я не могу сказать, что во сне она трогала меня.
— Я думала, может, тебе приснилось что-то странное.
Сэндай говорит это с разочарованием и тянет меня за свитшот. Я шлёпаю её по руке, которая хватает меня за край, но вместо того, чтобы отпустить, она засовывает руку под свитшот и начинает гладить мой бок.
— …Сэндай, ты ничего странного со мной не делала, пока я спала?
Я снимаю её руку, которая прилипла к моей коже, и прижимаю её к кровати. Её рука шевелится, и с фальшивой улыбкой она отвечает: «Нет».
Это ложь.
Точно ложь.
Я уверена, что причина моего странного сна — эта рука.
Именно из-за того, что она делала что-то странное, мне приснилось, что она трогает меня, как в прошлом.
— Я хочу прикоснуться к тебе.
Сразу после Нового года, всего через девять с небольшим часов после его начала, в праздничный день, Сэндай говорит что-то глупое, совсем не подходящее для первого января, и освобождает свою руку, которую я прижала к кровати. Затем она садится, хватает мою руку и целует кончики пальцев.
— Ты не прикасаешься, а целуешь, и я не разрешала тебе целовать меня.
Когда я жалуюсь, её пальцы скользят по моей руке, и она хватает меня за запястье. Её губы касаются внутренней стороны моей руки между локтем и запястьем, затем отрываются. Губы снова и снова касаются моей кожи, а её язык скользит по венам на запястье.
— Я не разрешала тебе лизать.
Когда я, щекотно, толкаю её в лоб, Сэндай поднимает лицо.
— Значит, прикасаться можно?
Её пальцы скользят по венам, которые только что лизал её язык.
— Нет, не значит.
— Тогда что это значит?
Её губы касаются моей шеи, и она мягко кусает меня.
Когда я толкаю её за плечо, её язык скользит вверх к моему уху.
Когда она делает такие вещи на кровати, я вспоминаю сон.
Перед тем как проснуться, мне снилось, как рука Сэндай гладит мой бок, касается груди. Её рука не остановилась на этом, она скользнула ниже, и сон стал расплывчатым, смешавшись с воспоминаниями.
— Я сказала, не делай странных вещей. Отойди.
Я толкаю Сэндай и встаю.
Я не хочу воплощать сон в реальность.
Я не хочу повторять Рождество, и мне не нужно ничего больше, чем сейчас. Тепло Сэндай приятно, но если мы будем повторять такие вещи, наши отношения как соседок по комнате станут размытыми и неопределёнными.
— Это было что-то вроде новогоднего подарка от тебя мне.
Слышу её голос, в котором нет и намёка на раскаяние.
— Почему это я должна давать тебе новогодний подарок? Я возвращаюсь в свою комнату.
Я вытаскиваю салфетку из-за спины утконоса и вытираю шею и руку.
— Прости. Останься здесь.
— Не хочу. Ты опять начнёшь делать странные вещи.
— Тогда давай на условиях. Если останешься, я буду слушаться тебя.
— Мне не нужно, чтобы ты что-то делала, и мне не нужны никакие условия.
— Я выполню любой приказ.
— Ты что, хочешь, чтобы тебе приказывали?
— Хочу. Скажи что-нибудь.
Сэндай говорит это без колебаний.
Я выбрасываю салфетку в мусорное ведро и смотрю на Сэндай, которая сидит на кровати.
— Ты просто извращенка.
Она такая же, как в прошлом году.
Она действительно глупая, и приказывать тому, кто хочет, чтобы ему приказывали, неинтересно.
— Мияги, ты хочешь поесть о-дзони?
Сэндай, которая всё ещё одержима своими желаниями с прошлого года, внезапно предлагает что-то новое.
— Хочу.
— Я сейчас приготовлю, давай поедим вместе. А потом встретимся в этой комнате.
Она сама решает, что будет дальше, но у меня нет причин отказываться. Я много ела прошлой ночью, но уже снова голодна.
— …Если ты приготовишь обед, то я, может, останусь.
— Тогда договорились.
Сэндай улыбается и встаёт с кровати.