Сколько людей может полюбить человек за свою жизнь, от рождения до смерти?
Честно говоря, я не помню, сколько женщин было в моей постели.
Я влюблялась дважды.
Но всей душой я полюбила, кажется, только одного человека за всю жизнь.
Благодаря первой любви я поняла, что я лесбиянка.
Для восемнадцатилетней меня расставание с первой девушкой было тяжёлым, но, оглядываясь назад, я понимаю, что боль от разрыва с Канатой, случившегося годы спустя, была несравнимо сильнее.
Если бы я не рассталась с той девушкой и тянула отношения до университета, возможно, я бы отказалась от предложения жить с Канатой, найдя какие-то оправдания. И тогда я бы никогда не встретила эту дорогую мне душу.
Говорят, жизнь — это цепь случайностей, и я искренне с этим согласна. Если бы той отчаявшейся восемнадцатилетней мне, потерявшей надежду, сказали, что я встречу кого-то столь важного, я бы удивилась до глубины души.
Я прижимаюсь губами к длинным ресницам спящей рядом Канаты, осторожно, чтобы не разбудить, и нежно глажу её мягкую щёку.
Обнимаю её белое округлое плечо — оно чуть холодное, и я натягиваю одеяло до её плеч, крепко обнимая её хрупкое тело.
Её домашнюю одежду, которую я торопливо сорвала, наверное, валяется где-то под кроватью. Но Каната заснула в моих объятиях, не дав мне времени поднять и надеть её, так что я тоже решила не одеваться и спать так.
Осенние ночи долгие.
Мы договорились завтра пойти есть блинчики, но мне жаль засыпать, и по пятницам я всегда засиживаюсь допоздна.
Утром в субботу Каната, надув щёки, обычно трясёт меня за плечо, чтобы разбудить — это уже традиция.
Но я ничего не могу с собой поделать.
Каната, возможно, не знает, но когда я обнимаю её во сне, моё сердце сжимается от невыносимой нежности, которая, словно снег, накапливается во мне.
Этот снег, который никогда не растает, смывает всю мою боль и страдания.
Я хочу жить с ней. Спать в обнимку каждый день. Если утром, проснувшись, ты будешь рядом, мне больше ничего не нужно.
Каната, может, и посмеётся, но я всегда серьёзно думаю об этом.
Скорей бы весна.
Когда мы столкнулись с Синдзи, я поняла — Каната чувствует вину из-за наших отношений.
Её рука, державшая мою, слегка дрожала, и моё сердце сжалось.
Я поклялась больше не причинять ей боль, но снова заставляю её страдать.
Если подумать, это очевидно. Каната, в отличие от меня, серьёзная, честная, обдумывает всё перед действием.
Она не из тех, кто может мириться с неверностью.
Хоть между мной и Синдзи нет любви, у меня есть жених, и Каната не могла не испытывать внутренний конфликт из-за наших отношений.
Но она приняла мои чувства — из любви, я знаю.
Я не могла сдержаться. Когда Каната сказала, что хочет быть моим секретарём и не уступит это место никому, я поняла, что её сердце всё ещё принадлежит мне.
С тех пор я так сильно её любила, что не могла спать по ночам, и ждать до весны было невыносимо.
Три года назад я пообещала отцу «добиться результатов» — это было моим способом поставить точку и одновременно моим эгоизмом.
Первый год работы в отделе планирования холдинга я трудилась до крови.
По будням я работала без остановки, дома училась, жертвуя сном, а по выходным ездила к Юки-нии, умоляя научить меня.
«Дочка президента», «будущий президент» — я слышала любопытные взгляды и сплетни за спиной. Но мне было всё равно.
Моё положение иногда казалось обузой, но теперь я думаю, что это было удачей.
Я не могу дать Канате многого.
Но у меня есть социальный статус и финансовая стабильность. Я считала их оковами, но они — моя сила. Если со мной что-то случится, у меня есть что оставить Канате.
Конечно, я хочу состариться рядом с ней, но жизнь хрупка. Разлука приходит внезапно и ко всем одинаково.
Я знаю, как больно уйти, оставив любимых. Теперь я понимаю, как страдала моя мать, оставив мужа и маленькую дочь.
С появлением Канаты счастье всегда соседствует со страхом потери. Это чувство я узнала, только полюбив её.
До нашей встречи я всегда торопилась. Не всегда выбирала лучшие пути, но не могла сидеть сложа руки.
Я хотела скорее прийти за ней. С чистым сердцем. Это было моим двигателем.
А если у Канаты уже есть кто-то? Если она замужем?
Эти мысли сжимали моё сердце по ночам. Я ездила к Рицу в Осаку, жаловалась, плакала, и она, словно хлыстом, подгоняла меня вперёд. Эта боль спасала меня.
С течением дней моя решимость окрепла.
Я решила встретиться с Канатой, очистив всё прошлое. И даже если рядом с ней будет кто-то, даже если она будет замужем, я использую любые средства, чтобы вернуть её.
Пусть говорят что угодно, мне всё равно. В отличие от Канаты, я, похоже, не слишком добродетельна.
Даже если это неправильно в глазах общества, я легко переступлю через это, потому что так сильно её люблю.
Весной третьего года Каната появилась передо мной с той же улыбкой, что и раньше.
Я подумала, что, может, Бог и правда существует.
Весна прошла, лето закончилось, наступила осень, и теперь Каната в моих объятиях. Может ли быть большее счастье? Я не могу отпустить это тепло.
Честно говоря, я могла бы прямо сейчас сказать отцу, что я лесбиянка, и разорвать помолвку с Синдзи. Это решило бы всё.
Он удивится, возможно, разочаруется, но не заставит меня выйти за Синдзи. Я знаю, мой отец, хоть и неуклюжий, такой.
Но я заставляю Канату ждать, потому что хочу доказать отцу своими результатами, что мои чувства серьёзны.
Ещё в студенчестве он, наверное, заметил, что я не горю желанием заниматься компанией. Он часто извинялся, говоря: «Прости, что возлагаю на тебя ответственность».
Поэтому он выбрал мне Синдзи. Его амбиции идеально дополняли моё равнодушие. Если бы не Каната, я бы, вероятно, безропотно вышла за него.
Синдзи не требовал от меня «любви». Это было удобно. Лучше, чем романтические ожидания.
Но я встретила Канату.
Теперь я не могу выйти за Синдзи, и желание «иметь детей» полностью исчезло.
Единственное, что я могу вернуть отцу, воспитавшему меня одному, — это успехи в работе.
Я хочу, чтобы он был спокоен, и Каната это понимает.
Поэтому она ничего не говорит. Не жалуется на наше подвешенное положение, просто верит в меня и остаётся рядом.
Я хочу ответить на её доброту и чувства.
Когда придёт весна, я смогу, не скрываясь, с гордостью сказать, что люблю тебя всем сердцем.
«Мм…»
Я, кажется, слишком сильно сжала её в объятиях, и Каната тихо простонала. Её тонкие руки обнимают мою спину, а длинные каштановые волосы щекочут мне ключицу.
Чтобы не разбудить её, я нежно похлопываю её по спине, и вскоре снова слышу её ровное дыхание.
Прости, Каната. Но я больше не отпущу тебя. Я буду беречь тебя всю жизнь. Пока ты рядом, пока бьётся моё сердце — всегда… всегда.
Я прижимаюсь к её мягким волосам и закрываю глаза. Если «счастье» имеет форму в этом мире, то оно сейчас в моих объятиях. Я уверена в этом.
На следующее утро, как обычно, я проспала. Каната, надув губы, трясёт меня за плечо. Её пальцы касаются привычных следов укусов на моём плече, и я чувствую лёгкую боль.
Она точно сделала это нарочно, но я не упоминаю, моргаю, перезагружая мозг.
«Эй, Юи-сан, вставайте. Уже девять! Если не поторопимся, лимитированные блинчики разберут…»
«М… да, встаю. Доброе утро, Каната…»
Будильник был на восемь, но, судя по всему, Каната его выключила. Я тянусь обнять её, но мои сонные руки не успевают, и она ускользает. Моя ладонь падает на ещё тёплую простыню.
«Э, а утренние объятия…?»
Я ворчу, а она, собирая разбросанную мной вчера одежду, отворачивается.
«Нет на это времени. Вставайте и собирайтесь».
Я улыбаюсь, глядя, как она неуклюже пытается застегнуть лифчик, и помогаю ей. Она такая милая в своей неловкости.
Обнимаю её сзади, а она щипает мне руку. Я жалуюсь: «Больно», но она сердито смотрит на меня, и я смеюсь.
«Если блинчики разберут, это ваша вина. Я же говорила, там очередь! Вы обещали сводить…»
Вчера Каната с горящими глазами показывала мне фото пышных блинчиков с сиропом и взбитыми сливками. Я искренне жалею, что проспала.
«Да, всё, сейчас соберусь».
Я немного опоздала, но… всё будет нормально.
Каната, наверное, проснулась в восемь, но не будила меня до последнего — это её доброта.
Чтобы отблагодарить её, я решаю собраться на полной скорости.
Если моя любимая чего-то хочет, я готова отвезти её куда угодно.
Даже если это будет край света.
Если Каната пожелает, я, кажется, смогу и в небо взлететь.