После бесконечно долгого перелёта самолёт приземляется на взлётную полосу.
По объявлению о прибытии я достаю ручную кладь из верхнего отсека и потягиваюсь, разминая затёкшее тело.
Лондонский аэропорт Хитроу, куда я вернулась спустя два года.
Я столько раз здесь бывала, что иду по знакомым коридорам уверенно, как по дому.
Снимаю телефон с авиарежима и вижу сообщение от младшего брата, Канамэ.
Он, оказывается, получил права, пока меня не было, и приехал за мной в аэропорт. Когда я уехала в Японию на учёбу, Канамэ был ещё школьником, а теперь ему двадцать, он студент.
Из-за смены часовых поясов я ужасно хочу спать, хотя здесь только полдень.
Зевая, я беру чемодан и иду в зал прилёта. Там стоит Канамэ, машет мне рукой — он стал крупнее, чем в моих воспоминаниях.
«Ты опять подрос… Неужели обогнал папу по росту?»
Я обращаюсь к его спине, пока он катит мой чемодан. Его фигура в чёрной куртке и джинсах — уже совсем взрослая, гораздо крепче, чем два года назад.
«Ага. Папа жутко расстраивался. И я, кстати, ещё расту!»
Он оборачивается с улыбкой, и в его лице всё ещё видны черты детства, но мальчики взрослеют так быстро.
Его большие, грубые руки, держащие чемодан, напоминают о маленьких ладошках из прошлого, и мне становится немного грустно.
В паркинге я вижу знакомый автомобиль — потрёпанный Land Cruiser, папина гордость.
Мы уже не ездим всей семьёй на природу, но папа всё ещё любит эту машину и заботится о ней.
Кто бы мог подумать, что Канамэ будет её водить? В детстве я не представляла такого будущего.
По сравнению с машиной Юи-сан, эта выше, и с пассажирского сиденья открывается хороший обзор. В салоне знакомый запах.
«Канамэ, веди осторожно».
Я, сама без опыта вождения, говорю как старшая сестра, и он надувает губы.
«Не волнуйся, всё нормально. Можешь даже поспать. Ты же сонная, да? Ты каждый раз приезжаешь и первые дни только спишь, запершись в комнате».
«Канамэ, ты не возвращался в Японию, так что не знаешь, но джетлаг — это тяжело. Девять часов разницы!»
Мы подтруниваем друг над другом, но я доверяю его уверенным движениям и откидываюсь на спинку сиденья.
За окном проплывают знакомые улицы, сон одолевает, и я засыпаю.
---
Моё возвращение спустя два года прошло, как и предсказал Канамэ.
Как обычно, джетлаг не отпускал, и первые дни короткой недели отпуска я провела в обнимку с кроватью.
С Юи-сан мы переписываемся каждый день.
На расстоянии тоска по ней безгранична. В одинокие ночи я обнимаю Шачи-куна, думаю о ней и засыпаю.
Новый год уже близко.
Лежа утром в кровати, бездельничая и пропустив завтрак, я слышу стук в дверь и поднимаю голову с подушки.
Дверь приоткрывается, и папа заглядывает.
«Каната, пообедать вместе? Я купил сэндвичи и сконы».
Он улыбается, довольный, и я киваю, вставая с кровати.
После сэндвичей я завариваю чай, а папа достаёт из пакета сконы, клубничный джем и густые сливки.
Мамы и Канамэ нет, дома только мы с папой.
Я ставлю на стол две чашки. После еды выбираю «Эрл Грей».
Аромат бергамота напоминает о Рождестве. Тот гель для душа с таким же запахом был чудесным.
Юи-сан незаметно вплетается в мою повседневность, и каждый раз, вспоминая её, моё сердце загорается.
«Я и подумать не мог, что ты будешь работать в компании Юи-чан. Когда узнал, был в шоке», — говорит папа, намазывая джем на сконы, и счастливо улыбается.
Четыре года назад, когда я рассталась с Юи-сан и вернулась в Лондон, папа был так подавлен, что это было заметно всем.
Он клялся, что мы «точно поладим», и, наверное, не мог представить, что дочь его лучшего друга и я не уживёмся.
Но, как он и предвидел, мы с Юи-сан не просто поладили — мы стали парой, идеально подходя друг другу.
«То, что я попала в её компанию, — чистая случайность. Теперь я секретарь и стараюсь. Работа приносит столько радости».
«Рад, что тебе нравится. Но возвращайся хотя бы раз в год. Без тебя мы волнуемся. Мама даже говорит: “Может, Каната нашла кого-то в Японии и не хочет возвращаться”. Но это другое. Даже если у тебя кто-то есть…»
Папа складывает руки на груди, будто не соглашаясь.
Я вдруг думаю: сейчас подходящий момент.
Ради этого разговора я и прилетела через полмира.
«Пап, об этом… Я хочу тебе кое-что сказать».
Я крепко сжимаю руки на коленях.
Странно. Я уверяла Юи-сан, что всё будет хорошо, но руки дрожат, а горло сдавливает. Что это?
— Я что, нервничаю?
Я смотрю в его глаза, такие же светло-карие, как мои. Папа аккуратно ставит чашку на блюдце и внимательно смотрит на меня.
«Хочешь что-то сказать?»
Его мягкий голос успокаивает, я киваю. Ладони потеют, ноги дрожат, хотя я не напрягаюсь.
«Да… В общем… Понимаешь…»
Мой голос дрожит, и папа, заметив моё волнение, улыбается, смягчая взгляд.
Я замечаю, что морщинок у его глаз стало чуть больше, чем в моих воспоминаниях.
Но его добрый взгляд не изменился с моего детства.
«Ничего, не торопись. Успокойся и расскажи».
Знакомый тон.
Я вспоминаю детство. Когда я плакала, папа сажал меня на колени, похлопывал по спине и говорил так же ласково, пока я не успокаивалась.
Я глубоко вдыхаю, наполняя лёгкие, и медленно выдыхаю. Становится легче.
Всё в порядке.
Я снова смотрю на папу прямо.
«Папа, я… встречаюсь с кем-то. Она добрая, замечательная, искренне меня любит. Я так сильно её люблю и хочу прожить с ней всю жизнь».
Я говорю на одном дыхании. Папа слушает и слегка кивает, словно уже понял, что я скажу.
Его взгляд не дрогнул, будто он знал наперёд.
«Понял. Ты хочешь выйти за неё замуж? Поэтому приехала поговорить?»
Его глаза кажутся чуть грустными, слегка влажными.
Я качаю головой.
«Нет. Мы не можем пожениться… Потому что это женщина».
«Что? Женщина…?»
От неожиданности папа теряет дар речи, ошеломлённый.
Я его понимаю. До встречи с Юи-сан я и сама не представляла, что влюблюсь в женщину.
«…Да, прости».
Мои руки на коленях дрожат. Я не могу поднять взгляд.
Я верю, что папа поймёт. Он всегда слушал меня и никогда не осуждал с ходу.
Но в момент, когда я это говорю, меня охватывает невообразимая нервозность, вопреки моим ожиданиям.
Это не рационально. Я сама в смятении от этих противоречивых чувств.
После долгой паузы папа, застывший, как статуя, выдыхает.
«Вот оно что. Женщина… Ну, это неожиданно».
Я осторожно поднимаю глаза. Он потирает чисто выбритый подбородок, откидывается на спинку стула, расслабившись.
Что он скажет? Я слежу за ним, и он, встретив мой взгляд, улыбается.
«Каната, не нужно извиняться. Если ты её любишь, она, должно быть, замечательная».
Его слова снимают напряжение. Его тёплый взгляд проникает в самую глубину моего сердца.
«…Да. Мы не можем пожениться, не можем иметь детей, но я так сильно её люблю, что мне всё равно. Быть с ней — уже счастье».
«Найти того, кого так сильно любишь, — редкость. Может, раз в жизни. Цени это чувство больше всего. Не волнуйся, я не против. Спасибо, что рассказала».
Мои плечи расслабляются, я чуть не оседаю.
«Папа, спасибо. Если в будущем из-за того, что я встречаюсь с женщиной, тебе будут доставлять неудобства…»
Папа прерывает меня, зовя по имени: «Каната».
«Если ты счастлива, мне достаточно. Не важно, что скажут. Это никогда не будет неудобством».
Его голос твёрд и искренен. Его взгляд, полный заботы о дочери, убеждает меня, что все мои страхи были напрасны.
«Привези её в следующий раз. Я доверяю тебе, но хочу увидеть того, с кем будет моя дочь».
Он широко улыбается, и я, поддавшись, тоже смеюсь.
«…Хорошо, спасибо. В следующий раз точно привезу. Она такая красивая, папа, ты точно удивишься».
Стоит ему увидеть её, и он сразу догадается, кто она.
Он точно будет в шоке.
Ведь Юи-сан — вылитая копия своей мамы.