Впервые Аджисай заговорила с Ренако на второй день учёбы, на вокзале, когда Ренако наткнулась на Аджисай, прячущуюся от дождя, и одолжила ей зонтик. Аджисай сразу приняла её за милую, дружелюбную и общительную девушку. Наверняка у неё было множество друзей в средней школе, но она оставила их всех, начав учиться здесь, рассуждала Аджисай. Так что теперь она пытается завести много новых друзей.
После того как Аджисай попалась на уловку Ренако, девушки обнаружили, что, по совпадению, Ренако сидит прямо за Аджисай в классе. Таким образом, они быстро стали подругами.
Аджисай считала, что они довольно близки. У неё было много друзей, с которыми можно поболтать, но Ренако стала первой из её школьных друзей, кто пришёл к ней домой, чтобы потусоваться. Значит ли это, думала она, что Ренако считает её особенно важной подругой? Ей казалось, будто они две девочки из начальной школы, заключающие секретный пакт быть лучшими подругами навсегда, и, будучи фанаткой утренних воскресных шоу про волшебниц до сих пор, это заставляло сердце Аджисай петь.
А потом Ренако призналась в своих чувствах к Аджисай.
— Ты мой ангел, так что… клянусь, я буду любить тебя вечно! — сказала Ренако.
Теперь прошло достаточно времени, чтобы она поняла, что имела в виду Ренако. В этом не было никакого скрытого мотива, и она не пыталась заставить сердце Аджисай пропустить удар. Это было не более чем простое выражение её искренних чувств, сделанное так, чтобы Аджисай не составила о них неправильное впечатление.
И всё же, какое-то время после этого даже просто вид лица Ренако заставлял Аджисай переживать тот момент заново, оставляя её краснеющей и взволнованной.
Она такая странная, подумала Аджисай, лёжа в футоне и глядя на Ренако. Не в силах заснуть, она наконец сдалась и села. Она сходила в ванную, но не вернулась в постель; вместо этого она села на стул у окна.
Она пошла со мной, когда я сбежала, и так настаивала на том, чтобы разделить счёт, что даже плакала из-за этого… Аджисай твёрдо настояла на том, чтобы оплатить долю Ренако, с уверенностью, которую она обычно не проявляла, потому что думала, что это заставит Ренако уступить. Ренако была милой девушкой с застенчивостью, которую она ненавидела показывать в школе, и Аджисай думала, что немного властности заставит её согласиться с планом. Это был подлый заговор, но, опять же, сама Аджисай была подлой.
Однако Ренако превзошла её ожидания. Неужели она не боялась, что такое преувеличенное поведение разрушит их дружбу? В конце концов, даже самые лучшие друзья могут поссориться из-за мелочей — Аджисай, у которой повсюду были поверхностные дружеские отношения, видела это бесчисленное количество раз. Ренако имела тенденцию так быстро всё усложнять, что это часто заставляло Аджисай беспокоиться о ней, когда они тусовались вместе.
Это потому, что я никогда раньше не встречала никого, похожего на неё, подумала Аджисай. Ренако не была похожа на Аджисай, которая постоянно пыталась понять, что чувствуют другие люди, и старалась сохранять мир. Откровенность Ренако иногда глубоко тревожила, и всё же… в то же время Аджисай слегка ей завидовала.
Я рада, что на этот раз всё получилось хорошо, подумала она. Это, должно быть, счастливая случайность… Но нет, она знала, что это не так. Здесь не было никакой удачи; всё, что сделала Ренако, было намеренным. Аджисай знала, что Ренако не верила в свои способности всё исправить, но даже это не остановило её от стремления к желаемому результату. И в результате её упорного труда она этого добилась. Вот и всё. Она не была похожа на Аджисай, которая с самого начала сдавалась и никогда не пускала корни за пределы своего горшка. Она совсем не была похожа на Аджисай.
Верно, подумала Аджисай. Это потому, что Рена-чан невероятная. Чем лучше я её узнаю, тем больше понимаю, что она совершенно вне моей лиги.
Она приложила руку к груди поверх ночной рубашки. Она всё ещё чувствовала тёплое покалывание там, где Ренако её коснулась. По какой-то странной причине она почувствовала боль и глубоко вздохнула. Что это за чувство? — спросила она себя.
Аджисай посмотрела на ночное небо. Облака окутывали туманную луну, делая свет таким же неразличимым, как чувства в её собственном сердце. Твоё счастье — это моё счастье, сказала Аджисай, даже если я сама не счастлива. Это было противоречие, даже если она не хотела лгать. Когда она начала повторять эту фразу, чтобы отвлечься от боли в своём сердце? Когда она начала использовать это, чтобы наказывать себя?
Если бы это было правдой, подумала Аджисай, мне бы не пришлось сбегать. Мне действительно стоило просто остаться дома и терпеть всё вечно. Но тогда… почему я так себя чувствую? Почему?
Думая о своей дорогой подруге, лежащей рядом и медленно дышащей во сне, Аджисай посмотрела на луну и прошептала:
— Почему я не могу заснуть? Почему моё сердце бьётся так, будто сейчас выскочит из груди?
Ни луна, ни Аджисай не знали ответа.