«Я дома».

Как часть ритуала возвращения домой, я бросаю эти слова в сторону гостиной. Из комнаты, где горит свет, доносятся смешки, но это всё. Отсутствие ответа на мой голос настолько привычно, что я даже не жалуюсь.

В любом случае, если бы сегодня мне вдруг сказали «С возвращением», я бы растерялась, так что лучше без ответа. Так естественнее.

Ужин я ела у Мияги — что-то не слишком полезное из магазина, так что я не голодна. Нет причин заглядывать в гостиную, и я иду в свою комнату.

В комнате есть всё необходимое, ничего лишнего. Я снимаю форму, переодеваюсь в домашнюю одежду. Домашку я сделала у Мияги, так что на сегодня дел больше нет.

Я достаю из сумки кошелёк и вытаскиваю пять тысяч иен, которые дала Мияги. Затем засовываю их в копилку на комоде, которая, как говорят, вмещает миллион иен, если заполнить её монетами по пятьсот.

Сколько там уже?

Раз или два в неделю я получаю от Мияги пять тысяч. Не помню, сколько купюр я туда положила, но раз это длится с начала лета, сумма должна быть приличной.

Я не собираюсь открывать копилку, чтобы проверить, и не планирую тратить эти деньги. Но мне любопытно, сколько времени, проведённого с Мияги, там накопилось.

Я встряхиваю копилку, и раздаётся сухой звук.

Скорее всего, это звенят монеты по пятьсот иен, которые я клала туда до того, как начала собирать купюры, так что это не помогает понять, сколько там времени.

Я ставлю копилку обратно на комод.

Мияги платит пять тысяч иен за мелкие приказы.

Для старшеклассницы это большие деньги, не те, что можно легко отдавать, но она даёт их каждую неделю. Она говорила, что не стеснена в средствах, но, думая о купюрах в копилке, я чувствую тяжесть. Если бы приказы стоили этих денег, я, возможно, не задумывалась бы о полученных пяти тысячах.

Вспоминая это, слова Мияги сегодня — «Вот с таким лицом и оставайся», — когда она, засунув мне в рот карандаш, заставила меня показать эмоции, возможно, и стоили пяти тысяч.

Тогда Мияги выглядела веселее, чем когда-либо.

Но если это то, что должно быть обменяно на пять тысяч, я не могу сказать, что приветствую это. Я не ошиблась, назвав её извращенкой, и я точно не из тех извращенцев, кто охотно делает то, что мне противно.

Уж лучше бы она приказала мне быть послушной, как собаке.

Хотеть видеть моё недовольное лицо — Мияги просто больная, иначе не скажешь.

«О чём она вообще думает», — бормочу я, ни к кому не обращаясь, распуская волосы.

Телефон оповещает о новом сообщении. На экране — сообщение от Хабики: «Смотрела?»

Точно, сегодня же день её любимой драмы.

Я включаю телевизор — драма уже подходит к концу. Отправляю: «Была в ванной. Посмотрю запись».

Смотреть драму — это почти час, даже если пропускать рекламу.

Без раздумий понятно, что это жутко хлопотно.

Драма, которую я должна посмотреть, — романтическая. Сам жанр мне не противен, но сюжет этой драмы, которую любит Хабики, мне не нравится. Не скажу, что это пустая трата времени, но вместо скучной драмы я бы занялась чем-то другим.

Мияги редко вызывает меня два дня подряд, так что завтра после школы я, скорее всего, пойду гулять с Хабики и остальными. Это обычный вечер, и проводить время с ними мне не противно. Просто шаги, чтобы сделать это время комфортным, немного утомительны.

Завтра, когда мы пойдём гулять, разговор точно зайдёт о драме.

«Если скажу, что не смотрела, она обидится», — вздыхаю я.

Если бы это была Мияги, мне бы не пришлось смотреть драму.

Я ложусь на кровать и вытягиваю руку.

Под светом лампы смотрю на указательный палец.

След от укуса Мияги на День святого Валентина давно исчез.

Хотя, если бы он остался, это было бы проблемой.

В тот день я удивилась, как легко она укусила мой палец, но к следующему дню следы зубов пропали.

Приказы, связанные со школой, — нарушение договора.

Если бы на пальце остались следы зубов и Хабики с другими начали расспрашивать, это было бы нарушением правил. Возможно, Мияги сдержалась ради этого. Или, может, следы от зубов вообще не держатся долго. Я никогда раньше не получала таких отметин, так что не знаю, была ли это забота Мияги или просто совпадение.

Я глажу место, где был укус.

Ничего не болит.

Касаюсь его губами, лижу, словно следуя невидимому следу.

Ничего не чувствую.

Ну да, конечно.

От второго сустава к основанию пальца.

Когда Мияги лизала его, это было противно.

Но в то же время мягкий язык, словно гладящий нервы, вызывал странное чувство.

— Интересно, у меня тогда было такое же лицо, как у Мияги?

Я лизала её ногу и укусила.

Я помню её лицо в тот день.

Если у меня было такое же…

Я тихо выдыхаю и сажусь.

Ладно, посмотрю драму.

Решаю сократить время, увеличив скорость воспроизведения, и нажимаю на кнопку пульта. Персонажи начинают суетливо двигаться, говоря скороговоркой.

Я не люблю боль.

Не люблю, когда со мной обращаются грубо.

Но в комнате Мияги мне комфортнее, чем дома.

Может, я тоже поддалась её влиянию.

Даже если в этом нет глубокого смысла, взаимное лизание кожи, возможно, исказило наше чувство дистанции. Но я не собираюсь что-то менять, и Мияги, скорее всего, не станет исправлять это безумие.

Я прибавляю громкость телевизора.

Голос красавчика-актёра, которого любит Хабики, становится громче.

Я сосредотачиваюсь на драме, которая не кажется мне особо интересной.