«Можешь поставить засос», — легко говорит Мияги, снимая пиджак.

Она засучивает рукав блузки и протягивает руку.

Нет.

Не так.

Я не хотела, чтобы она сопротивлялась, но и не хотела, чтобы она так просто согласилась. Да, я хотела затащить её на тот же уровень, что и я, но не так, чтобы она сама туда спустилась.

Это выглядит так, будто я подчиняюсь Мияги, и меня это задевает.

К тому же, Мияги должна была бы смутиться, как я, или разозлиться. Она не должна была сама предлагать поставить ей засос.

«Ладно, не надо».

Я опускаю её засученный рукав.

В любом случае, ставить засосы — это не то, что нужно в наших отношениях.

Мне всё равно.

Я решаю так думать и, чтобы успокоиться, медленно вдыхаю. Но не успеваю выдохнуть, как Мияги говорит:

«Это ты сама предложила показать руку».

«Но такие вещи не делают с друзьями».

Неважно, с какой целью, но после школы я прихожу к ней домой, мы проводим время вместе, так что Мияги — подруга. Может, и не совсем обычная, но в широком смысле она всё же подпадает под это определение.

Но Мияги отрицает мои слова.

«— Мы с тобой не подруги, Сендай».

Вот оно что.

Теперь я наконец понимаю её прошлые поступки.

Мы не подруги, поэтому она морщилась из-за дружеского шоколада на День святого Валентина и просила не готовить ужин.

Необычные приказы тоже потому, что мы не подруги.

Но тогда.

Кто мы друг другу?

Я, по крайней мере, считала Мияги подругой.

Мы не встречаемся в неучебные дни, общаемся только по необходимости. Но если я захожу к ней после школы, болтаем о пустяках — это дружба.

Для Мияги, похоже, нет.

«Если не подруги, то кто?»

Я честно озвучиваю свой вопрос.

«Откуда мне знать?» — сердито отвечает она, снова засучивая рукав.

«Вот», — коротко и легко говорит, протягивая руку.

Если прямо, то не очень приятно, когда человек, которого ты считал подругой, это отрицает. Но, если подумать, наши с Мияги отношения, кажется, не настолько значимы, чтобы зацикливаться на слове «подруги».

Всё началось случайно.

Меня заинтересовала Мияги, захотелось узнать, какие приказы она даст. Если что-то не понравится, можно вернуть пять тысяч и уйти. С такими мыслями я начала сюда ходить.

Без пяти тысяч наши отношения — тонкая связь, которая легко порвётся.

Но, в отличие от того дня, когда она облила меня газировкой, сегодня Мияги не пытается меня оттолкнуть, так что я осторожно подбираю слова, которые точно опишут наши отношения:

«Я же не твоя девушка, Мияги».

«Значит, нельзя ставить засос, если не девушка?»

«Обычно так, нет?»

«Какое невинное заявление. А выглядишь, будто гулящая».

«Не выгляжу. Я невинная. И, как уже говорила, не гулящая».

Я знаю, что Мияги говорит это нарочно.

Но её повторяющиеся порочащие замечания я должна чётко опровергать.

«Если ты так говоришь, пусть будет так… Но ведь есть люди, которые делают такое, не будучи ни друзьями, ни парой, разве нет?»

«Может, и есть, но я не такая».

«Ты уже с засосом от меня, не девушки, так что поздно это говорить».

Вот оно как.

В этом есть логика.

— Нет, нет, никакой логики.

То, что мне поставили засос не в романтических отношениях, не значит, что меня можно засунуть в категорию людей, которые делают такое без дружбы или любви.

К тому же, когда Мияги велит мне поставить ей засос, я теряю к этому желание. Да, я сама хотела оставить след на её руке, но когда она так напирает, мне хочется сбежать.

«Тогда прикажи».

Видя, что я не двигаюсь, Мияги произносит слова, которым я не могу противиться.

«Делай так же, как я».

Её голос звучит так, будто она хочет доказательства, что мы не подруги.

Наверное, это как наступить на икону.

Чтобы ясно показать, что мы с Мияги не в дружеских отношениях.

Этот приказ — о таком действии.

«Поняла».

Я понимаю приказ, но не принимаю его.

Но всё же я беру её за руку. Чуть приоткрываю губы и прижимаюсь к тому же месту на её руке, где она оставила след.

Всасываю кожу, как при вдохе, и раздаётся тихое «чмок», отдающееся в голове.

Коснувшись кожи языком, я не чувствую вкуса.

Нет и ощущения, как при укусе.

Будто пью сок из пакета через соломинку — просто всасываю.

Кожа под губами чуть холодная и мягкая.

Ощущение не плохое.

Я сильнее прижимаюсь губами и резко втягиваю воздух.

Придавливаю зубами, как будто кусаю руку, и Мияги хватает меня за плечо. Я поднимаю голову.

«Краснее, чем я думала».

На её голос я опускаю взгляд на руку.

Там алый след, похожий на лепесток.

«Что с этим делать?»

Я нажимаю на след пальцем.

«Ничего. Оставлю. Со временем исчезнет. А ты можешь сказать, что это от парня».

«У меня нет парня, и я не хочу, чтобы меня неправильно поняли».

Завтра нет физкультуры.

Не придётся переодеваться, так что никто не заметит след от Мияги.

Через пару дней физкультура будет, но, надеюсь, след уже поблёкнет.

«Мияги, ты сегодня какая-то странная, нет?»

Я прикрываю засос через блузку.

Болтлива, играет в игры, которых раньше не предлагала.

И приказы, оставляющие следы.

«По-моему, как обычно».

«Странная».

«Если уж на то пошло, ты тоже странная. Раньше ты никогда не просила меня о чём-то вроде приказа».

«Ну да».

«Но важнее, можно расстегнуть эту пуговицу?»

Без предупреждения Мияги касается моей блузки, тянет третью пуговицу под двумя уже расстёгнутыми.

У этой пуговицы плохие воспоминания.

Я вспоминаю день, когда она облила меня газировкой, и хмурюсь.

«Не хочу. Что ты задумала?»

«Поставить след тут».

Она отпускает пуговицу и тыкает пальцем значительно ниже ключицы.

«Я же сказала, что прибью, если оставишь след там».

«Но ты же не особо возражала против засоса. И в школе ты расстёгиваешь только одну пуговицу, так что это место никто не увидит».

Она наблюдательная.

Как Мияги и сказала, в школе я расстёгиваю только одну пуговицу и не сильно ослабляю галстук.

Я нарушаю правила, но так, чтобы не привлекать внимания учителей, и место, куда она ткнула, никто не увидит, кроме как при переодевании.

Но это не значит, что туда можно ставить засос.

«Дело не в этом».

«Да ладно».

Не называя это приказом, Мияги снимает мой галстук и расстёгивает третью пуговицу.

Без разрешения она раскрывает мне грудь и приближает лицо.

Её дыхание касается шеи, щекотно.

Чужое тепло приближается к месту, куда она ткнула.

Её волосы касаются кожи, и это как-то слишком живо.

Моё внимание сосредотачивается на поверхности кожи, и я отталкиваю её за плечи.

«Хватит».

«Скучно», — говорит Мияги плоским голосом, легко отстраняясь.

Затем она через блузку щипает место, куда собиралась прижаться губами, и довольно сильно.

«Ай!»

Я невольно вскрикиваю и хватаю её за руку, но она не отпускает.

«След ведь можно оставить и так, правда?»

С этими словами Мияги щипает ещё сильнее.

Казалось, она хочет оторвать кусок мяса, и я силой отрываю её руку.

«Больно же!»

«Это шутка».

«Ты что, глупая? Это не шутка».

«От такого следа не останется».

Дело не в этом.

Просто больно.

Так больно, что не хочется прощать за шутку.

К тому же, нормальный человек не подумает оставлять следы щипками.

В голове Мияги, похоже, нет винтика, удерживающего здравый смысл.

Но сказать, что её действия ненормальны, бессмысленно — Мияги, потерявшая где-то здравый смысл, не поймёт.

Я тихо вздыхаю, и она говорит деловым тоном, как учитель, задающий домашку:

«Ужин будешь?»

«Буду».

Дома я всё равно ем одна.

Так что лучше с кем-то.

Я застёгиваю пуговицу, которую Мияги расстегнула.

«Похер на что, да?»

Я отвечаю: «Ага», и Мияги встаёт, будто наших действий и разговора не было, и выходит из комнаты.

Я надеваю пиджак и смотрю на руку.

Естественно, след от Мияги не виден.

«Надо было отказаться».

Я бормочу это в одиночестве и выхожу из комнаты.

Наверное, Мияги во мне нуждается.

И мне нужно это место.

Пока что мы точно нужны друг другу, но если такое продолжится, будет проблемно.

У наших отношений есть срок, они должны закончиться вместе с школьной жизнью. В перспективе долгой жизни это мимолётная связь. Но действия, оставляющие следы на теле, кажутся чем-то, что свяжет нас навечно, и от этого тяжелеет желудок.

Как долго этот след будет держаться?

Я иду в гостиную, прижимая руку.