Том 1 - Глава 4: Можно я приду к тебе домой?

Прошла неделя с тех пор, как закончилась пересдача с Какей-сенсей и начались летние каникулы.
Мой утренний ритуал начинается с просмотра смартфона, но последний месяц это ужасно бесит, потому что настроение падает с самого утра.
『Доброе утро, Мейса』
『Хочу поговорить. Можем сегодня встретиться?』
『Неужели мы правда не можем всё вернуть?』
Глядя на сообщения от Ватару, который просит вернуться уже в сотый, наверное, раз, я невольно хмурюсь.
『Не можем』
Ответив одной фразой, я отключаю уведомления. Я блокировала сообщения от Ватару, но тогда он начинал донимать Сузуку, других друзей и даже Фуву просьбами «хочу связаться с Мейсой», причиняя им неудобства.
Поэтому мне пришлось разблокировать его, но... сообщения стали приходить каждый день, и я сыта этим по горло.
— ...А тот, с кем я хотела связаться, так и не дал мне свои контакты.
— ...Интересно, что делает на каникулах учительница?
Летние каникулы = не надо ходить в школу. Если нет школы, у меня нет способа встретиться с Какей-сенсей.
Может, стоило специально завалить пересдачу, чтобы видеться с ней и на каникулах? Но тогда я бы испортила ей отдых, и высока вероятность, что она бы меня возненавидела. К тому же, я не хочу выглядеть жалко, снова завалив тест. Хочу показать себя с лучшей стороны.
Я снова опускаю взгляд на смартфон. Пришло еще несколько сообщений, одно из них от Сузуки.
『Ты сейчас дома? Если нет подработки, погнали гулять』
Мы с Сузукой и несколькими друзьями используем приложение для отслеживания местоположения, чтобы всегда знать, кто где, — это удобно, когда хочешь позвать кого-то гулять.
Почти все в классе установили это приложение, для нас это нормально, но если бы об этом узнала наша «старомодная» учительница, она бы наверняка начала ворчать про «утечку личной информации» и «отсутствие чувства опасности».
...Опять я думаю об учителе.
『Хочу поваляться до работы, так что в другой раз』
Быстро ответив, я тяжело вздохнула. Утреннее уныние — это всё из-за Ватару и жары, которая стоит уже несколько дней.
Хотя какое утро, уже почти полдень. Надо собираться на подработку.
Я встаю с кровати, чтобы принять душ. Мама, работающая в снек-баре, в это время либо спит, либо еще не вернулась. Так что я могу просыпаться во сколько угодно, но если расслаблюсь, то скачусь в полное безделье, так что надо быть осторожнее.
На столе в гостиной стоял стакан с недопитой водой. Похоже, сегодня мама вернулась.
Папы нет. Не в смысле, что он на работе, его нет с моего рождения.
О том, что я ребенок, рожденный от маминого романа с женатым мужчиной, мне рассказала бабушка, когда мне было десять, перед своей смертью.
Дедушка был занят работой и редко бывал дома, а мама, воспитанная строгой бабушкой, до окончания школы не знала любви.
Поступив в университет, мама увидела в добром и надежном профессоре, который был старше её более чем на тридцать лет, образ отца, которого ей не хватало, и влюбилась.
Глупо, да? Для профессора это была просто интрижка, а мама была серьезна.
Пока мама была в «романтическом путешествии» с профессором, дедушка внезапно умер от инфаркта. Придумав себе оправдание вроде «чувства вины за удовлетворение похоти, пока отец страдал» и «чувства утраты семьи», мама всё глубже увязала в зависимости от профессора... и в итоге забеременела мной.
Мама решила стать матерью-одиночкой и бросила университет. Я восхищаюсь её решимостью и любовью ко мне, и я благодарна.
Поэтому меня воспитывали мама и бабушка. В детстве, когда я спрашивала, почему у меня нет папы, они обе не хотели говорить. Поэтому я перестала спрашивать. Бабушка была доброй, а с мамой мы жили в разных ритмах, но когда были вместе, она меня любила, поэтому я старалась не говорить ничего, что могло бы их расстроить или огорчить. ...Может, мое умение читать атмосферу и привычка следить за чужим настроением появились именно тогда.
Даже без папы, думаю, мама давала мне столько любви, сколько могла.
Но узнав через роман с профессором, что стресс, одиночество и потребность в признании может удовлетворить мужчина, мама по ночам часто уходила к мужчинам.
Бабушка, которая раньше была строгой, видя «запоздалый бунт» мамы, часто говорила, что сожалеет о своем воспитании. Поэтому ко мне она была добра и мягка, но фразу «Учеба расширяет жизненные возможности, так что учись» я слышала так часто, что у меня мозоли на ушах.
Денег на репетиторов не было, но я хотела выполнить наказ бабушки, усердно училась дома и смогла поступить в старшую школу Сайкава-Минами, которая считается подготовительной.
В отличие от средней школы, здесь можно краситься и носить пирсинг, я не слышу о жестокой травле, все в классе дружные — хорошая, мирная школа.
И я встретила интересного учителя — Какей-сенсей. Она наверняка и на каникулах ведет правильный образ жизни... так, стоп, моя голова. Хватит уже.
Сегодня жарко, я вспоминаю прошлое, думаю только об учителе — мозги плавятся.
Решив принять душ похолоднее, я помыла стакан с водой, оставленный мамой, и пошла в ванную.
☆
Лето в этом году называют аномально жарким, и это правда.
Когда я добралась до работы, я уже взмокла. Протерев всё тело влажными салфетками, поправив прическу и макияж, я переоделась в форму. Белая рубашка, черная юбка и джинсовый фартук — мне нравится эта простая форма.
Сразу после поступления в старшую школу я начала работать в этом частном ресторане «Парм», в трех станциях от дома. На самом деле, с этим местом у меня есть небольшая история.
В средней школе я один раз ужинала в «Парме» с мамой и её тогдашним парнем.
Как обычно, мама быстро рассталась с тем парнем, и я совершенно не помню его лица, но спокойная атмосфера «Парма» и вкусная еда почему-то врезались мне в память, и я решила: если буду подрабатывать в старшей школе, то только здесь.
На каникулах у меня нет особых дел, поэтому я стараюсь брать как можно больше смен.
Потому что я хочу уйти из дома сразу после окончания школы.
— Добро пожаловать. Вас двое, верно? Проходите за этот столик.
Аппетитный запах фирменного тушеного мяса плывет с кухни. Сегодня я работаю с 17:00 до 22:00. После шести вечера посетителей становится больше, а после семи приходят те, кто бронировал столики, и становится очень людно.
Я бегала по залу, и не заметила, как наступило восемь вечера.
Посетители, пришедшие к открытию, разом ушли, и плотность людей в зале снизилась. Но отдыхать некогда. Нужно убрать со столов.
— Добро пожаловать. Сколько вас?
Звонкий голос лидера смены разнесся по залу. Я, убиравшая посуду, поспешила закончить, подняла голову, чтобы посмотреть, сколько гостей пришло, и... застыла.
Потому что Какей-сенсей пришла в ресторан с красивой женщиной.
— Учительница!?
Я невольно вскрикнула и поспешно зажала рот рукой.
Учительница, заметив меня, широко раскрыла глаза и вдруг начала вести себя подозрительно. Она паниковала так явно, что это было очевидно.
Она что-то сказала своей спутнице, видимо, желая уйти, но та, улыбаясь, поговорила с лидером смены, и их проводили за столик на двоих в глубине зала. Мнение учителя было отвергнуто.
Значит, та женщина главнее? Кто эта красавица? ...Ладно, спрошу напрямую!
Я хотела принять заказ у учителя, поэтому молниеносно убрала со стола и договорилась с лидером смены, которая уже приняла заказ на напитки.
Взяв два напитка, я направилась к столику учителя.
— Прошу прощения за ожидание. Имбирный эль и сангрия.
Учительница отвернулась от меня, а её спутница сказала «спасибо» и с улыбкой приняла сангрию.
Я бессознательно залюбовалась её большими глазами с опущенными уголками и мягкой улыбкой. Это была красавица с воздушной, взрослой аурой.
Учительница не пьет алкоголь? Жаль, я хотела посмотреть на неё пьяную.
В тот момент, когда я поставила перед учителем имбирный эль, женщина сказала ей:
— Рио, ты же учитель, поздоровайся нормально.
У меня екнуло сердце. Я впервые видела человека, который называет учителя по имени.
Учительница сказала женщине «Я знаю» тоном обиженного ребенка и посмотрела на меня.
— Добрый вечер, Уэхара-сан. Так вы здесь подрабатываете?
— Э, угу. Работаю уже больше года, выгляжу профи, да?
— Да, очень. ...Но встретить ученицу в частном порядке... н-нет, всё-таки мы уйдем. Я не могу есть и пить в заведении, где работает ученица.
— Учительница, да забейте. У нас вкусно, поешьте. Ну же?
Пока я со смехом уговаривала слишком серьезную учительницу...
— Боже, Рио? Мы проделали такой путь, а ты всё ноешь? Тогда я закажу столько, что мы не сможем уйти!
Женщина рассмеялась, как озорной ребенок, быстро понажимала на сенсорный экран и начала заказывать кучу всего, даже не спрашивая мнения учителя.
Похоже, учительница полностью под каблуком у этой женщины. Дальнейшее общение только подтвердило это.
— ...Я... хочу курицу на косточке.
Глядя на учителя, которая обреченно добавила заказ, я невольно рассмеялась: наблюдать, как мою обычно невозмутимую учительницу крутят как хотят, было мило.
— Тебя зовут Уэхара-сан, верно? Мы пока закажем, а ты принеси, ладно?
Женщина улыбнулась, посмотрев на мой бейдж на левой стороне груди. У неё был такой красивый голос, который хотелось слушать вечно; просто от того, что она назвала мое имя, мне стало приятно.
— Принято. Учительница, я еще приду ♡
— ...До скольки у Уэхары-сан смена?
— До двадцати двух! Жаль, но я еще здесь!
Увидев разочарование учителя, мы с женщиной рассмеялись.
Я отошла от столика, чтобы принять заказ у других клиентов. Пока кухня готовила блюда, я не могла отвести глаз от учителя и её спутницы.
Сидя друг напротив друга, они даже издалека казались очень близкими. Они не пытались нарочито веселиться, просто естественно болтали, и было видно, что они уважают и ценят друг друга.
Больше всего меня волновало то, что рядом с этой женщиной атмосфера вокруг учителя была другой. Более мягкой, эмоции читались легче. И улыбка, и недовольное лицо — всё было каким-то по-детски искренним.
Какие у них отношения? Я хотела о многом спросить, но зал забился битком, и мне стало трудно подойти к столику учителя.
...Мне она такое лицо не показывает.
Даже находясь далеко от их столика, я не могла перестать думать о них.
☆
— Спасибо за работу!
Время — чуть за десять вечера. Переодевшись в свою одежду, я вышла через черный ход «Парма».
Во второй половине смены... то есть после того, как учительница ушла, я много косячила. Неужели я человек, чье состояние так сильно зависит от других?
Хотя сейчас прохладнее, чем днем, вечером всё равно жарко. Зайду в комбини, куплю мороженого по дороге домой.
С этой мыслью я дошла до ближайшего к «Парму» магазина и широко раскрыла глаза.
— ...Учительница!?
Сердце чуть не остановилось от изумления.
— ...Уэхара-сан?
— Почему вы здесь? Вы уже разошлись с той женщиной? И вообще, учительница, вы живете в этом районе?
— Ну... да. Сейчас я одна.
В отличие от меня, обрадовавшейся случайной встрече, учительница выглядела подавленной. Точнее, она и так бледная, но сейчас казалась совсем белой, словно ей плохо.
— Учительница, вы плохо выглядите, всё нормально?
— А, да, всё в порядке. ...Извините, мне пора... А? Уэхара-сан, вы же после смены? Вы на велосипеде?
— Не, я пешком до станции.
— ...Это опасно. Я отвезу вас домой.
— Э!? Я всегда хожу пешком, всё нормально!
— Как учитель, я не могу этого допустить. Идемте.
Сердце, которое только что удивилось, теперь застучало громче и быстрее. Неожиданное приключение. Когда я села на пассажирское сиденье довольно большой машины, свет навигатора в темноте показался ослепительным.
Поездка с учителем — какая чудесная ночь. Моя грудь переполнялась волнением от того, что будет дальше.
— Пристегните ремень. Где ваш дом? У вас есть комендантский час? Если мы опаздываем, я поговорю с родителями.
— Нету. Дома всё равно никого, так что всё ок.
Обычно я думаю, прежде чем сказать, но, видимо, от радости я ляпнула лишнего. Учительница посмотрела на меня так, будто хотела что-то сказать.
«А, блин», — пожалела я. По прошлому опыту я знала, что разговоры о доме обычно вызывают у людей странную реакцию.
Пытаясь сменить тему, я заговорила нарочито бодрым голосом.
— Ароматизатор «белый мускус»? Мне нравится этот запах. Неожиданно, вы используете классику.
— Это не столько мой вкус, сколько запах, который нравится знакомой, часто ездящей в этой машине.
Знакомой? На мгновение в груди кольнуло, но раз уж выпал такой шанс, я решила не обращать внимания и продолжить разговор.
— Хм-м. А музыка? Не включите?
— Не включаю. За рулем я часто думаю, а если в уши лезет музыка, я не могу сосредоточиться.
— Разве не опасно не сосредотачиваться на вождении? Будьте осторожнее.
— Когда везу кого-то, я внимательна. Тем более сейчас я везу ученицу.
Разговаривая так, я чувствовала, как странным образом поднимается настроение. Может, из-за того, что мы не виделись с начала каникул, у меня сорвало тормоза, и, не глядя на пейзаж за окном, я без умолку болтала, глядя на профиль учителя.
Какую бы ерунду я ни несла, учительница всегда отвечала своими словами.
Безусловное доверие — это круто. Такое чувство безопасности редко встретишь.
— Учительница, когда вы получили права?
— На летних каникулах после первого курса университета. У меня не было друзей, поэтому я пропадала в автошколе и быстро получила.
— Обязательно было говорить, что не было друзей? Я-то уже знаю, так что ладно, но при первом знакомстве лучше не говорите, это смущает людей.
— Я прекрасно понимаю. Я сказала это, потому что это вы, Уэхара-сан.
...Почему? От такой простой фразы у меня сердце екнуло.
Я хотела что-то сказать, но не смогла, и закрыла рот. Учительница тоже молча вела машину.
Мне семнадцать, и, естественно, у меня нет прав.
Ни Сузука, ни Фува, ни Ватару, ни друзья-одноклассники — никто не может водить машину.
Но учительница взрослая. Она взрослая, поэтому у неё есть права, она купила машину, которая ей нравится, и может ехать куда хочет даже такой ночью.
Глядя, как она держит руль, я осознаю, что этот человек старше меня на семь лет.
Человек из другого мира, по «ту сторону черты».
Почему такой человек посадил меня в машину?
Я понимаю, что предложение подвезти, потому что одной идти ночью опасно, исходит из доброты и чувства долга. Но разве сажать ученицу в машину ночью — не больший риск для учителя?
Это не похоже на учителя, которая всегда подчеркивает свой статус. Что-то не так?
...Можно спросить, да? У меня, разделяющей с ней это время, должно быть право.
— Учительница. Что-то случилось?
Даже если бестактный вопрос ранит учителя, не задав его и не добравшись до сути, я не смогу залечить рану.
Воздух стал тяжелым, и в тишине машины стало душно. Мне захотелось открыть окно, но казалось, что чувства, которые держит в себе учитель, улетят наружу, поэтому я решила оставить всё закрытым.
Потому что я не хотела, чтобы учительница сбежала.
— Почему вы спрашиваете?
— Просто. Мне стало интересно, вот и спросила. Если не хотите, не отвечайте.
— Вы добрая, Уэхара-сан. Я часто замечаю это в повседневной жизни.
Мне приятно, что в представлении учителя обо мне есть слово «добрая», но я стараюсь не показывать этого на лице.
Потому что я действую не из стопроцентной добродетели.
Расчет, игра и немного скрытых мотивов — я не хочу, чтобы учительница узнала об этом и разочаровалась во мне.
— Да нет, я обычная. Вы поссорились с подругой, которая приходила с вами в ресторан?
Это была хитрая ловушка, чтобы узнать об отношениях учителя и той женщины.
— Не подруга... Этот человек — мой классный руководитель из старшей школы. Я зову её Хисако-сенсей... Она моя наставница.
Услышав это имя, я вздрогнула.
Я вспомнила слова учителя во время пересдачи.
— ...У меня есть наставница. Моя наставница — Хисако-сенсей, была моим классным руководителем в старшей школе. Она была чудесным человеком...
Единственный человек, с которым учительница, у которой нет ни друзей, ни парня, поддерживает связь и иногда ходит обедать.
Значит, для учителя она, несомненно, очень важный человек.
— В... вот как...
Хоть я и смогла поддакнуть, внутри я была в смятении. Было столько подсказок, почему я не догадалась?
— А, так она была вашей наставницей. Она моложе, чем я думала, и вообще супер-красавица!
Я плету слова, пытаясь скрыть растерянность. Я сама хотела выведать их отношения, учительница ответила, как я и хотела, так почему же у меня внутри всё перевернулось?
— Да. Хисако-сенсей всегда была красивой, и сейчас тоже, но больше всего прекрасна её душа. Поэтому, конечно, мужчины её любят. ...Сегодня я услышала от Хисако-сенсей, что она выходит замуж за человека, с которым встречается.
— Э? Значит, надо поздравить!
— Да, это радостное событие. Я тоже поздравила её.
— ...Тогда почему вы, учительница, такая грустная?
Я хотела знать причину тоски на её правильном профиле.
— Я пыталась вести себя как обычно перед ученицей... но раз я выгляжу грустной, значит, как учитель я не справилась.
Учительница криво улыбнулась.
— Хисако-сенсей увольняется в конце марта следующего года и переезжает в Нагасаки, на родину мужа. Это не то расстояние, где можно легко встретиться.
— Да? Не так уж и далеко, нет? Погодите, щас гляну... Смотрите, на самолете меньше двух часов! Лоукостером можно за десять тысяч иен долететь! Близко же!
Учительница за рулем и не могла смотреть, но я отчаянно пыталась показать ей экран смартфона.
— ...Я сама не ожидала, что буду так шокирована только от того, что наставница выходит замуж и уезжает туда, где мы не сможем видеться сразу...
Удивляясь тому, насколько подавлена учительница, я одновременно почувствовала укол ревности, с которой недавно познакомилась, и еще какие-то непонятные эмоции.
— ...Для вас Хисако-сан действительно очень важный человек, да?
— Да. Когда у меня в старшей школе не было друзей, Хисако-сенсей много раз заговаривала со мной... Удивительный человек. Говорить с ней было весело, спокойно, и в то же время она расширяла мой кругозор — никто в моей жизни, кроме Хисако-сенсей, не давал мне такого опыта.
...Для учителя Хисако-сан — особенная. Это должна быть хорошая история, но почему-то в груди кольнуло.
— Поэтому вы заинтересовались профессией учителя? Кстати, на пересдаче вы говорили, что стали учителем, восхищаясь наставницей.
— Верно. Изначально я выбирала естественные науки. Японский мне давался плохо, современная литература всегда тянула оценки вниз... Но я перешла на гуманитарное направление только потому, что хотела стать учителем японского, как Хисако-сенсей.
Большую часть душевного пространства учителя занимает Хисако-сан.
Человек, влиявший на учителя, — всегда только Хисако-сан.
— А я для учителя — лишь одна из множества учениц.
Я сжала руки на коленях.
— ...Слушайте, а человек, которого вы безответно любите столько лет... это случайно не Хисако-сан?
Это была шутка, рожденная легкой ревностью.
И всё же... мне показалось, что учительница перестала дышать.
— ...Нет. Конечно, нет. Это невозможно, мы же обе женщины.
Выражение лица учителя было обычным, трудночитаемым.
— Ну, это да. Но ведь Хисако-сан для вас особенная, верно? Тогда нормально быть в шоке и расстраиваться. Так что, когда тяжело, положитесь на кого-нибудь. Даже я могу хотя бы выслушать.
В этот момент машина остановилась на светофоре.
Глаза учителя обратились ко мне. Я расслабилась и невольно вздрогнула.
— Спасибо. Уэхара-сан, ваше умение говорить, думая о чувствах другого, — это замечательно.
— О, вы преувеличиваете. А, это метод воспитания «хвалить, чтобы росло»? Боже, даже в такой момент не обязательно включать «учителя».
— Нет, для меня это сложно, поэтому я искренне уважаю это. Независимо от того, что вы младше или ученица, я даже испытываю некое восхищение.
Учительница говорит: «Говорить, думая о чувствах другого», но это всего лишь навык самозащиты, который я незаметно приобрела, постоянно следя за настроением окружающих, начиная с мамы, чтобы меня не винили и не расстраивали.
Поэтому до сих пор слова «ты умеешь читать атмосферу» или «ты заботливая» вовсе не были для меня комплиментом. Мне казалось, что мне невинно указывают на то, что я в себе не люблю.
И всё же... почему?
Почему сейчас у меня горит лицо?
— Как-то... я смущаюсь.
— Примите это честно. И еще, простите, что заставила вас волноваться сегодня. Вы меня выслушали, и мне правда стало лучше. Кажется, мы уже у вашего дома, покажете дорогу?
Мне стало невыносимо грустно от того, что время вдвоем заканчивается.
Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Хочу, чтобы это продолжалось.
— Э-э, слушайте, учительница...
В машине, где не играет музыка и радио, если никто не говорит, рождается тишина.
В горле пересохло. Слова, идущие из глубины груди, застревают. Пульс учащается, ладони слегка вспотели.
Я ужасно нервничаю. От одной мысли, что мне откажут, меня начинает трясти.
— Слушайте, учительница. Можно я сегодня останусь у вас?
Я старалась, чтобы голос не дрожал, не желая, чтобы она начала копаться в причинах.
Я хотела узнать имя эмоции, которую никогда не испытывала. Для этого я хотела побыть с ней дольше. Я хотела больше поговорить с учителем.
— Разумеется, нет.
Я собрала всё свое мужество. Я не собираюсь так просто отступать.
— Я же говорила раньше, что не понимаю чувства влюбленности? Вы сказали, что выслушаете меня? Обещаю, я никому не скажу, что была у вас дома!
— Вы хотите о чем-то поговорить? В таком случае, не обязательно оставаться у меня, можно в школе...
— Я могу рассказать только сегодня вечером и только у вас дома!
Я перебила учителя, навязывая свою бессмысленную логику.
— Нельзя. Во-первых, родители...
— Папы нет. Мамы по ночам нет дома, я всегда одна, так что всё нормально!
Я не люблю, когда вмешиваются не по делу. Эти слова предназначались только как аргумент для убеждения, но учительница замолчала.
Пусть она и недогадливая, но, наверное, поняла из нашего разговора, что моя семейная ситуация отличается от обычной.
Мне не нравится жалость. Но сейчас я была готова позволить учителю понять меня превратно, если это поможет.
— ...Уэхара-сан, вам одиноко одной по ночам?
— Спрашивать такое в лоб — это так в вашем стиле, учительница.
Наверное, учительница сейчас колеблется. ...Появилась слабая надежда. Еще чуть-чуть.
— Пожалуйста, учительница. Мы же обе женщины, что такого? Как добрая учительница, выслушайте проблемы ученицы.
Я уже поняла, что учительница слаба перед фразой «как учитель».
— Если я не выслушаю вас сегодня, это может повлиять на учебу?
— Угу. Может, не смогу сосредоточиться...
Конечно, ничего такого, но я специально преувеличиваю.
— ...Хорошо. Только сегодня. Едем ко мне. Договорились?
— Ага! Спасибо, учительница!
Получив согласие, я почувствовала, как напряжение спало, и адреналин хлынул в кровь. Я никогда не испытывала такого волнения от того, что иду к кому-то с ночевкой.
— Хорошо, что вы женщина, учительница. Если бы вы были мужчиной, я бы к вам не пошла, да и вас бы арестовали за то, что привели несовершеннолетнюю ученицу.
Сказав это, я почувствовала странность. Да, мы обе женщины, поэтому нет ничего такого, о чем стоит беспокоиться мужчине-учителю и ученице. Абсолютно.
— Пожалуй... думаю, хорошо, что я женщина.
Профиль учителя был слишком серьезным для такого легкого разговора. Но я, полностью окрыленная, не обратила на это внимания.
Да, моя голова была занята тем, что будет дальше.
Незнакомая дорога за окном, незнакомый город — я собиралась прыгнуть в незнакомый мир и не могла отделаться от ощущения, что переступаю черту, отличную от всех прежних.

В комбини, куда мы заехали по дороге, я положила в корзину зубную щетку и белье, но учительница отвела меня к полкам с бенто.
— Уэхара-сан, я заплачу, так что возьмите бенто. У меня дома есть нечего.
— Когда вы это говорите, учительница, это звучит не как скромность, а как правда.
Смеялась только я, а над головой учителя, казалось, висели вопросительные знаки. ...На всякий случай спрошу.
— ...Учительница, а что у вас в холодильнике?
— Улун и маринованные сливы (умэбоси).
— Э? И всё?
— Да. Но рис я варю. Я готовлю сама, знаете ли.
Определение «готовить сама» трещит по швам. Почему у неё такое гордое лицо?
Теперь я окончательно поняла, что учительница не готовит, но чем она питается каждый день? Учительница кажется равнодушной к своему телу... может, ей не хватает питательных веществ?
Я не стала выбирать бенто, быстро оплатила сама щетку и белье.
— Учительница, поехали в супермаркет. «A-Mart» работает до полуночи.
— Зачем?
— Не спрашивайте! Просто поехали!
Учительница, ничего не понимая, отвезла меня в круглосуточный супермаркет. Спросив о её предпочтениях, я накидала в корзину овощей, мяса и рыбы.
Учительница наконец поняла мои намерения и, повторяя «мне неудобно», благодарила меня много раз.
— А... можно мне сегодня немного выпить?
Когда мы проходили мимо отдела с алкоголем, учительница спросила робко, как ребенок, выпрашивающий сладости, и это было мило.
☆
Десять минут на машине от супермаркета. Около полуночи мы приехали к дому учителя.
— Прошу прощения за вторжение~.
— Проходите. Тут ничего нет, но чувствуйте себя как дома.
Третий этаж относительно нового дома, 1DK (одна комната + кухня-столовая). Несмотря на внезапное вторжение, в доме учителя совсем не было бардака.
Мне нравится, что мебель выдержана в современном черно-белом стиле, но это кажется скорее пустынным, чем стильным — наверное, потому что я знаю характер учителя.
— Хочу сразу убрать продукты в холодильник, можно открыть?
— Конечно. Не только холодильник, пользуйтесь всем, что есть в доме.
Открыв маленький холодильник, я удивилась: там действительно были только бутылки с улуном и умэбоси. Даже кетчупа или майонеза нет, как она живет?
Так как я была после работы, я сразу попросила душ. Я была благодарна возможности освежиться, но... у меня и в мыслях не было жаловаться, раз уж я сама напросилась... Но когда я надела одежду учителя после душа, я не могла не съязвить.
— Не хочу жаловаться, раз уж одолжила... но ваша домашняя одежда — отстой, учительница. Эта однотонная футболка слишком тонкая.
— Разве в тонкой не удобнее? Спокойнее как-то.
— Нет, я понимаю, но есть же предел! Позаботьтесь о себе хоть немного...
— Не понимаю причины заботиться о домашней одежде, которую никто не видит. Почему нельзя ставить удобство превыше всего?
Учительница, похоже, искренне не понимала и всё время наклоняла голову.
— Не то чтобы нельзя...
Я тоже не могла придумать убедительную причину, к тому же я привыкла к одежде, и мне стало всё равно.
— Ладно, проехали. Я не прошу поменять, и вообще... стало как-то уютно.
— Вот видите? Когда привыкаешь, это даже нравится.
— Нет, настолько я не говорила.
Криво улыбаясь, я села рядом с учителем, проверила смартфон и невольно нахмурилась. Снова пришло несколько сообщений от Ватару. Я решила проигнорировать их, не читая.
— Учительница, может, купите милую пижаму? Настроение поднимется.
— В моем возрасте милая пижама вызывает сопротивление.
— Возраст не имеет значения для «милого», нет? Слушайте, возьмите Gelato Pique? Беспроигрышный вариант.
Как обычно, у неё над головой вопросительные знаки, поэтому я нашла в смартфоне кучу ярких и пушистых пижам и показала ей. Учительница моргала и реагировала на каждую, словно соприкасалась с культурой чужой страны.
— Ну? Мило же?
— ...Похоже на костюм феи.
— Эй, не смешите меня! Такое сказочное впечатление я слышу впервы...
В момент, когда я, смеясь, посмотрела на учителя, у меня перехватило дыхание.
Увлекшись, мы не заметили, как оказались очень близко друг к другу, заглядывая в один смартфон, плечом к плечу.
Лицо близко. Осознав это, я занервничала, и мысли спутались.
Почему? Это же просто невзрачная школьная учительница того же пола.
И всё же мое сердце колотится до смешного сильно.
...Надо что-то сказать. Если она поймет, что я волнуюсь просто из-за близости, она подумает что-то странное.
Я вдохнула, собираясь открыть рот, и почувствовала запах, отличный от обычного запаха учителя. Тело окаменело.
Этот запах, кажется...
Прежде чем я успела осознать, вязкий жар, сжигающий меня изнутри, забил мыслительные каналы, перекрыл варианты и сузил действия.
— ...Учительница, может, вам тоже сходить в душ?
Я немного отодвинулась и сказала это так, словно ничего не произошло. Сказать такое сейчас — всё равно что намекнуть: «От вас пахнет».
Возможно, я её ранила. И всё же я не могла сдержаться.
Я раскаиваюсь прямо сейчас, но не могу взять слова назад. Возможно, я действительно эгоистичная и своевольная, полная противоположность той оценке, которую дает мне учитель.
— Пожалуй, так и сделаю. Уэхара-сан, убейте время как-нибудь. Можете включить телевизор или открыть холодильник. Чувствуйте себя свободно.
— Угу, не торопитесь. Идите.
Учительница не придала этому значения? Или притворилась?
Проводив взглядом вставшую и ушедшую в ванную учительницу, я глубоко выдохнула.
Необычный запах учителя — это, наверное, духи Хисако-сан. Они были вместе недавно, так что запах мог передаться, это нормально.
И всё же мне это не понравилось до такой степени, что я сама удивилась.
Учительница мне не любовница, но я снова приревновала.
Ревность. Я думала, что понимаю её, но она оказалась глубже.
Я хочу, чтобы я была для учителя самой важной ученицей. Я думала, что моя ревность к учителю исходит в основном из этого чувства.
Но... если я ревную и к Хисако-сан, значит, я хочу перешагнуть рамки ученицы и стать самым важным человеком для учителя?
...Мне казалось, что об этом нельзя думать слишком глубоко... что это территория, куда нельзя заходить.
— Т-точно! Приготовлю поесть!
Я встала и пошла на кухню, чтобы силой переключить мысли.
Я решила приготовить домашнюю еду для учителя, чье питание вызывает только беспокойство. Меню я продумала из того, что можно хранить. Я уже уточнила у учителя, что кастрюля, доска и нож в доме есть.
Я достала из холодильника купленные мясо и овощи. Хорошо, что я догадалась купить приправы в маленьких упаковках. Как я и подозревала, приправ в этом доме не было совсем.
Я начала чистить картошку. Всё-таки мне больше нравится готовить для кого-то, чем для себя одной.
Готовка — процесс многозадачный, но странно, как много всего всплывает в памяти.
Ночь в четвертом классе, когда я впервые взяла нож и варила мисо-суп для мамы с похмелья; неудачная скумбрия в мисо, к которой она не притронулась; ужин в одиночестве.
Это кухня учителя, я здесь впервые, но в моей голове, словно один и тот же фильм, крутятся воспоминания прошлого.

— Как вкусно пахнет.
Когда учительница вернулась из душа, мое сентиментальное настроение наконец улеглось.
Я не планировала сюрприз, но, увидев удивленное лицо учителя, мои щеки сами собой расслабились.
— В кастрюле «никудзяга» (тушеное мясо с картофелем). Я положила много мяса.
Мясо и овощи, булькающие в соевом соусе, саке и мирине, выглядят аппетитно даже без предвзятости шеф-повара (меня).
— Учительница, вы уже поели с Хисако-сан, так что, наверное, не голодны, но я приготовила много, так что ешьте понемногу с завтрашнего дня. То, что можно заморозить, я положу в морозилку, только не превращайте это в ископаемое, грейте в микроволновке и ешьте.
Выдав инструкции, я вдруг опомнилась. Я думала только о том, что хочу, чтобы учительница заботилась о здоровье, и совсем не думала о том, что она почувствует.
Хозяйничать на чужой кухне без спроса — может, это наглость? Это то, что называют «назойливостью» или «тяжелой женщиной»?
...Что делать. Мне вдруг стало стыдно.
— Я... я просто забеспокоилась о вашем питании, учительница. Если вы не можете есть чужую стряпню, можете выбросить. А, хотя продукты куплены на ваши деньги, я не вправе такое говорить. Но если так, могли бы сказать в магазине...
— Уэхара-сан.
Учительница улыбнулась мне, запаниковавшей и потерявшей нить разговора.
— Спасибо. Я очень рада.
Судя по выражению лица и голосу, это не было простой вежливостью.
Ах, слава богу. Мои действия не были эгоистичным произволом.
— Никудзяга, а что еще вы приготовили?
— Эм, салат с макаронами и тушеный хидзики.
— Я всё это люблю. Можно попробовать сейчас?
— М-можно... но влезет?
— Да. Выглядит вкусно, и я хочу поесть вместе с Уэхарой-сан.
— ...Правда? Тогда идите сушить волосы. А потом поможете немного?
— Хорошо. Высушу быстро.
Проводив взглядом ушедшую в ванную учительницу, я собралась накладывать еду, посмотрела на шкаф с посудой и склонила голову.
Тарелок... нет? Э? Бывает, что нет ни одной тарелки? Они в другом месте?
Я не хотела рыться в доме без спроса, поэтому дождалась учителя, и выяснился шокирующий факт.
Оказывается, в доме учителя посуды не существует.
Чтобы минимизировать мытье, учительница обычно использует бумажные тарелки. Она говорит, что, поскольку готовит только рис, этого достаточно, но...
Я разложила еду на бумажные тарелки, купленные в «всё по 100 иен», и поставила на стол.
— Если позовете парня домой, он вас бросит, знаете?
— Мне не нужен парень, которого отпугнут бумажные тарелки.
— ...Справедливо. Нужен тот, кто полюбит вас целиком.
Что за мужчина полюбит учителя целиком? Например, такой, кто, как я сейчас, сядет с ней за стол с бумажными тарелками.
Мы сели друг напротив друга за маленький обеденный стол.
Глядя, как она с сияющими глазами выпрямилась перед бумажными тарелками, я увидела проблеск её серьезности и привычек, и невольно улыбнулась.
— В следующий раз сходим вместе купить посуду? Я выберу милую.
— Уэхара-сан наверняка предложит что-то очень яркое.
— Успокойтесь, я выберу шикарную, современную, но в то же время поп и милую, которая подойдет к этой комнате и вашей атмосфере.
— ...Вы же дразните меня, думая, что я не знаю значения слов? Я действительно не очень понимаю, но вижу, что Уэхара-сан шутит.
— Аха, спалилась? Эй, не делайте такое лицо! Я выберу нормально, так что пошли вместе! Ну?
— ...Тогда прошу вас. Я действительно не уверена в своем вкусе.
Смеясь и отвечая «окей», я, как ни в чем не бывало, добилась следующего свидания и в отличном настроении открыла холодильник.
— Алкоголь? Будете сейчас?
— А, да. С удовольствием.
Я достала банку пива, которая нагревалась от прикосновения руки, и передала учителю. Учительница открыла банку, я налила улун в бумажный стаканчик, и мы как-то естественно чокнулись со словами «за работу».
Белое горло учителя дернулось. Я сделала новое открытие: она человек, который пьет алкоголь с удовольствием.
— Вкусно?
— Да. Но... нормально ли чокаться с ученицей дома?
— Опять вы за свое. Ешьте давайте. Думаю, получилось неплохо.
Движения учителя, берущего картошку палочками, были красивыми. Увидев, как её лицо просияло в тот момент, когда она положила еду в рот, я убедилась в хорошей реакции и подалась вперед.
— Ну как?
— Вкусно, очень, невероятно. Я удивлена.
Смотреть, как учительница с не свойственным учителю литературы словарным запасом пробует одно блюдо за другим, наполняло меня удовлетворением.
Может, потому что я обычно ужинаю одна. Мне было до безумия весело есть свою стряпню с кем-то впервые за долгое время.
— Почему Уэхара-сан так хорошо готовит?
— Я единственный ребенок в неполной семье. Мама работает по ночам, и когда я перешла в среднюю школу, мне перестали готовить ужин. Пришлось готовить самой.
— ............
...А? Учительница, почему вы молчите?
Удивившись какой-то серьезной атмосфере, я подняла лицо от тарелки и увидела, что учительница смотрит на меня с лицом серьезнее обычного.
— Э, что? Я сказала что-то странное?
Учительница положила палочки.
— Разве это не неглект (пренебрежение нуждами ребенка)?
— Э-э? Всё не так серьезно. Всё нормально.
Готовить себе еду для меня — обыденность. Мне дают достаточно денег, так что не стоит называть это таким громким словом и беспокоиться.
Я хотела перевести всё в шутку, но лицо учителя не смягчилось.
— Жертва бессознательно отводит глаза от реальности, поэтому не может осознать этого. Давайте обратимся в соответствующие органы. Я пойду с вами.
— Да не надо. Почему мы вообще об этом говорим? Ешьте быстрее, пока горячее.
— Уэхара-сан.
Она прервала меня. Глядя в ясные глаза учителя, я не могла пошевелиться.
— Я скажу по-другому. Я беспокоюсь за вас, Уэхара-сан.
...Как мне назвать это чувство?
В глубине груди стало невыносимо тоскливо, и казалось, что если я облеку это в слова, я перестану быть собой, поэтому я сжала губы.
Беспокоитесь... как взрослый? Как учитель? Или как личность, которой я дорога?
Спросить такую бестактность у учителя, которая искренне волнуется, я не могла, боясь, что она во мне разочаруется.
Сейчас я должна быстро успокоить смятенную душу и вернуться к привычной «Уэхаре Мейсе».
— Правда, всё нормально. У нас с мамой просто разные ритмы жизни, поэтому мы не едим вместе, но деньги на еду она дает. Просто мне лень ходить по кафешкам, и я слежу за фигурой, поэтому хочу готовить сама. Так что это не неглект. И с мамой мы не в ссоре.
Я разволновалась, потому что это учительница, но не то чтобы обо мне беспокоились впервые. Ну, до сих пор это было скорее притворное беспокойство.
Когда узнают о семейной обстановке, часто решают, что я голодна до любви, и подкатывают с явными намерениями, притворяясь сочувствующими.
Мне было тяжело видеть неприятные стороны людей, поэтому я старалась не говорить об этом, но почему-то как дура выложила всё учителю.
Учителю, которую точно нельзя назвать хорошим слушателем.
...Чего я жду от учителя?
— Так что мне не нужно ни сочувствие, ни беспокойство. У меня нет претензий к нынешней жизни. Уметь готовить полезно для будущего, я считаю, мне повезло. Вот, смогла и вам приготовить.
Я улыбнулась, понимая, что это выглядит наигранно, и учительница тихо пробормотала:
— ...Уэхара-сан, вы очень сильная (достойная).
— Э? Ч-что? Почему?
— Вы сильная, но... пожалуйста, не забывайте, что вы еще ребенок. Если что-то случится, положитесь на меня. Я обязательно защищу вас.
Всего от этих слов у меня защипало в глазах.
И одновременно я поняла, чего я хотела от учителя — я заметила чувства, которые спрятала в коробку на дне души.
Так вот оно что. Я хочу, чтобы меня побаловали. Хочу, чтобы ко мне были добры.
Я, умеющая скрывать истинные чувства, никогда не позволяла Сузуке или маме заглянуть мне в душу.
А учительница, которая обычно тугодум и непонятно о чем думает, сразу поняла. И я захотела, чтобы именно она поняла. Такое чувство у меня впервые.
Знаете, учительница. На самом деле есть много вещей, о которых я хочу, чтобы вы послушали, на которые хочу пожаловаться, много слов, которые готовы выплеснуться из груди, если я потеряю бдительность.
— ...Слушайте, учительница. Погладите меня по голове?
— Почему?
— Простите за каприз. Хочу, чтобы меня побаловали.
— ...Хорошо. Если будет неприятно, скажите.
Встав, учительница подошла ко мне, сидящей на стуле... и протянула белую руку.
Осторожно, робко. Но словно касаясь чего-то драгоценного. Учительница гладит меня по голове.
Мои волосы, которые расчесывают тонкие пальцы, кожа головы, чувствующая нежное прикосновение, — всё радуется каждому ощущению учителя. Из-за сильного запаха шампуня после душа моя способность мыслить парализуется через осязание и обоняние.
Смотрите, вот доказательство. Я не могу сказать учителю «хватит, спасибо». Не могу пошевелиться. В груди ком, я не могу дышать.
В голове вдруг промелькнуло слово «зависимость».
Как курильщику трудно бросить курить, как животное в зоопарке разучивается охотиться — у меня предчувствие, что, познав эту сладкую ласку, я уже не смогу вернуться назад.
От этой мысли мне стало страшно, несмотря на удовольствие.
— ...С-спасибо, учительница.
— Я не сделала ничего, за что стоит благодарить.
— Нет, вы же гладили меня... Уже можно перестать.
— Хорошо.
Пальцы отстранились, и я почувствовала облегчение, что мое сердце больше не будет тревожиться. Но еще больше я чувствовала сожаление.
— Пить захотелось. Налью еще улуна.
Пытаясь переключиться, я встала, достала улун из холодильника и налила в стакан. Глубоко вдохнув, чтобы учительница не заметила, я вернулась.
Увидев, что учительница села на мой стул, я немного расстроилась и положила ей добавки салата с макаронами.
— Мне вот странно.
— Что?
— Я никогда не хотела готовить для своих бывших парней, так почему мне захотелось сделать это для вас, учительница?
Я люблю готовить и умею, но когда Ватару или другие бывшие просили, мне было лень, и я никогда не готовила. Учительница — первая, для кого я приготовила и с кем поела.
— Может, потому что у учителя нулевые навыки выживания и я беспокоюсь за здоровье?
— Это простой вопрос. Я знаю ответ.
Проглотив рис, учительница взяла банку пива. И, глядя на меня, склонившую голову, небрежно, как само собой разумеющееся, заметила:
— Я не противна Уэхаре-сан.
— Чт-!? Ч-что вы несете!?
— Какой бы доброй ни была Уэхара-сан, обычно люди не тратят силы на тех, кто им неприятен или безразличен, верно?
Учительница, пьющая пиво, выглядела так, будто говорит прописные истины.
Я не могу отрицать её самодовольное заявление. Потому что, к сожалению, она ни в чем не ошиблась.
— ...Учительница, вы будете рады, если я вас полюблю?
— Как учителю, мне лучше, чтобы ученики меня любили, чем ненавидели.
Учительница и не подозревает, что я взволнована.
И уж тем более она не может представить, как я, понимая её слова «как учителю...», исказила их смысл в своем сердце.
Испугавшись, что если мы встретимся взглядами, у меня вырвутся не те слова, я отвернулась и посмотрела на пиво в руке учителя.
— М... может, вы пьяны? Может, хватит на сегодня?
— От такого количества я не опьянею. Если бы Уэхара-сан была совершеннолетней, мы могли бы выпить вместе. Жаль.
— ...Ага.
На самом деле я пробовала алкоголь и знаю, что я довольно устойчива к нему. Когда бывший парень предлагал, или когда тусовалась с не очень хорошей компанией, я пила за компанию.
Но я не хотела, чтобы учительница знала. ...Подумала, что не хочу, чтобы она меня возненавидела.
— Двадцатилетняя Уэхара-сан наверняка станет прекрасной взрослой, так что, встретив вас в городе, я могу и не узнать.
От этих слов учителя, сказанных без задней мысли, а может, даже как комплимент, у меня кольнуло в груди. Она решила, что через три года меня не будет рядом с ней — я снова почувствовала «черту».
Всегда, всегда, почему учительница пытается меня оттолкнуть? Этот человек абсолютно не понимает, что я чувствую каждый раз.
Я специально пристально смотрю в невинные глаза учителя.
Импульс спросить невозможно сдержать.
Я знаю, что будет, если я скажу это вслух, но не могу терпеть.
— ...Учительница, что вы обо мне думаете?
Как только я договорила, грудь обдало холодом от паники: я сказала что-то непоправимое.
Я сделала это. От сожаления мне захотелось плакать, и я больше не могла смотреть учителю в лицо.
Я опустила голову, пытаясь скрыться от взгляда учителя, трусиха. Учительница замерла, наблюдая за мной. Даже не глядя, я чувствую её замешательство.
Я хочу сбежать, просто представив, что она скажет.
Тишина в комнате. Наконец я услышала вдох учителя.
— Уэхара-сан... одна из моих важных учениц.
Я невольно подняла голову. Я не хотела, чтобы со мной обращались как с ребенком, но получила лишь минимально необходимый ответ взрослого. Я почувствовала небольшую хитрость со стороны учителя.
Я не могу это принять. Я хотела ясности: черное или белое.
— Н-ну... я...
Я думаю об этом, но не могу произнести следующие слова.
...Потому что мне страшно.
Если я продолжу разговор, если прижму учителя к стенке.
Когда я вижу её улыбку, мне радостно; когда вижу грусть — больно. Если я пойму истинную природу того волнения, которое испытываю просто находясь рядом...
— ...Ты поела хидзики?
Поэтому я сбежала. Я задала неуклюжий вопрос, не вяжущийся с разговором, и почувствовала облегчение, когда учительница просто ответила: «Поела. Было вкусно».
— Хорошо. Это мое коронное блюдо.
Учительница не стала допытываться. Она вела себя как обычно, словно ничего не случилось.
Учительница взяла палочки и медленно положила хидзики в рот.
— Оно пропитается вкусом, так что с завтрашнего дня будет еще вкуснее.
— Спасибо. Какое-то время мое питание будет богатым.
Я хотела сказать «преувеличиваете», но, зная питание учителя, это не казалось ложью.
Мысль о том, что учительница, открыв холодильник, когда меня не будет, обрадуется, была мне приятна.
Я хочу оставить след о себе в доме учителя, в памяти учителя.
С желанием, природу которого — чистое оно или расчетливое — я и сама не понимала, ночь становилась глубже.
☆
Проблема возникла, когда пришло время спать.
— Я не рассчитывала, что кто-то останется ночевать, поэтому в доме нет гостевого футона. Так что Уэхара-сан, ложитесь на кровать. Я лягу на пол.
— Не-не, футона же нет? Как вы будете спать на полу?
— Если постелить несколько полотенец, будет помягче.
— Всё равно тело будет болеть! Да ладно, давайте спать вместе. Мы же обе женщины, проблем нет.
Учительница довольно сильно сопротивлялась — то ли спать с ученицей, то ли вообще с кем-то в одной кровати ей было некомфортно, — но я её убедила.
— ...Раз Уэхара-сан так говорит, давайте так и сделаем.
— Ага. И вообще, вы хозяйка, не стесняйтесь.
Смеясь, я поставила смартфон на зарядку от пауэрбанка и увидела новые сообщения от Ватару. Оставив их непрочитанными, я ответила только друзьям.
Спать в одной кровати. Честно говоря, с того момента, как решилось, что я останусь у учителя, я предполагала такой поворот. Ведь у учителя, похоже, нет друзей. Я не могла представить, что у неё бывают гости.
...Стоп. А Хисако-сан не остается здесь ночевать? ...Или когда остается, они спят вместе как само собой разумеющееся?..
...Почему мне стало неприятно? Я же сама только что сказала учителю: мы обе женщины, проблем нет.
Да, спать вместе — это ерунда. Я сто раз спала с Сузукой и подругами, когда оставалась у них. Странно волноваться из-за этого, будто у меня есть задние мысли... я так думала, но почему?
— Уэхара-сан, ложитесь к стенке. Подушку тоже берите. Я сменила наволочку, вам не брезгливо?
— Не, вообще норм. Не парьтесь так. Ведите себя обычно.
Притворяясь спокойной, я чувствовала, как пульс зашкаливает.
Странно. Почему? Это совсем не так, как с Сузукой!
Лежа на кровати, я сразу повернулась к стене. Смотреть на учителя было выше моих сил.
— Я выключаю свет.
— А-ага.
Как только свет погас, в спальне стало совсем темно, и мне, привыкшей спать с ночником, стало немного страшно. Я хотела попросить оставить свет, но не смогла, не желая показаться капризной.
Но мне было приятно подстраиваться под привычки учителя. Думая о том, что я вливаюсь в часть её жизни, страх казался терпимым.
— Как вам лежится? Надеюсь, вы сможете уснуть.
— Всё окей. Я не такая неженка, чтобы не уснуть из-за другой подушки.
— Разве? Я считаю Уэхару-сан очень чувствительной (наивной).
— Да? Всё нормально. А, слушайте, просто спать скучно, нет? Расскажите что-нибудь интересное.
— Ну и задачка... Кстати, Уэхара-сан, вы не говорили, что хотите о чем-то посоветоваться?
Я совсем забыла про маленькую ложь, с помощью которой попала в дом учителя.
— А... угу. Ну...
Что делать. Что рассказать? Отшутиться ерундой? С умным видом поговорить о будущем или учебе?
...Нет. То, что я хочу сказать, само срывается с губ.
— Учительница. Знаете...
Я делаю паузу, вдыхаю.
Изначально я заинтересовалась учителем, потому что подумала: если поговорю с человеком, который так долго и преданно любит безответно, может, пойму, что такое любить.
Поэтому я хочу, чтобы учительница послушала. Хочу, чтобы знала.
Темнота, близость тел, интерес к учителю.
И простое желание, чтобы учительница узнала меня лучше.
Всё сложилось удачно, и я выплеснула чувства, о которых никому не могла сказать.
— Учительница. Мне... страшно полюбить кого-то по-настоящему.
В основе всего лежал чистый страх.
Я впервые рассказывала кому-то о чувстве, о котором даже не пыталась говорить с Сузукой и друзьями, считая, что они не поймут.
— Это правда, что я завидую людям, которые влюблены. Наверное, есть место в сердце, которое можно заполнить только этим, и раз жизнь одна, я не хочу умереть, не узнав этого. Я и сейчас так думаю.
Учительница молчала, видимо, размышляя. Поняв, что она ждет продолжения, я понемногу озвучивала то, что было на душе.
— Мама — мать-одиночка, у меня с рождения нет папы. Но мама не то что не избегает мужчин, она супер влюбчивая. Ей уже немало лет, но у неё с молодости не было периода без парня.
Скольких мужчин мама представила мне с тех пор, как я себя помню?
Были те, кто говорил, что им просто весело вместе, были те, кто говорил, что собирается жениться. Сначала я думала: «Может, этот человек станет папой», и старалась не вызвать неприязни, но к средней школе я перестала даже пытаться запомнить их лица и имена.
Я поняла, что участвовать в маминых романах, которые никогда не длятся долго с одним человеком, — пустая трата времени и сил.
— Когда у мамы с парнем всё хорошо, она добрая, но когда нет — она бесится так, что это мешает жизни. Срывалась на мне, завидовала... В средней школе у меня был переходный возраст, и мы всё время ссорились.
— ...Какие у вас отношения с мамой сейчас?
— М? Сейчас мы общаемся только когда у неё хорошее настроение, так что дружим. Когда мама бесится, я не подхожу. Вы же знаете, учительница, что я умею следить за чужим настроением?
Я легко посмеиваюсь, ища согласия, но учительница даже не поддакивает. Могла бы просто подыграть, она совсем не умеет общаться.
Но именно поэтому я рассказываю это ей.
— Наверное, потому что я видела вблизи мамины романы: быстро загорается, быстро остывает. Я не доверяю чувству влюбленности. Сколько бы ни говорили «люблю», через три месяца остывают, да? Кажется, у вас, учительница, иначе.
— ...Обо мне не надо.
— Папа, который меня даже не признал, мамины парни, которые крутят ею — думаю, я фундаментально не доверяю мужчинам.
Пристают, имея жену; шепчут слова любви, а потом исчезают, когда становится неудобно — думаю, влияет отвращение к таким мужчинам.
— Поэтому, если уж влюбляться, я хочу абсолютно честного, любящего мужчину, который не изменит. Я думала, что если буду одеваться вызывающе, как мама, притянутся озабоченные, поэтому в средней школе старалась одеваться скромно и не выделяться... но, как-то странно, я стала супер популярной.
Мне было неловко от такого количества признаний от одноклассников, старшеклассников, парней из других школ. Я была в замешательстве: почему? Я же в такой скромной одежде, веду себя тихо.
— Если такая красивая девочка, как Уэхара-сан, одевается скромно, это создает впечатление невинности, что, наоборот, привлекает, разве нет?
Я немного смутилась, когда учительница так просто назвала меня красивой, но продолжила как ни в чем не бывало.
— Наверное. Когда мне признавался старшеклассник, с которым я даже не говорила и не знала имени, он сказал: «Мне нравится, что ты скромная и женственная», и я была в шоке. Что этот человек обо мне знает?
Сначала я была в замешательстве от того, что ко мне подходят с надуманным образом, но постепенно это сменилось страхом и гневом.
Потому что в их ожиданиях нет ни капли моих чувств.
— Меня часто втягивали в проблемы с парнями, которых я не хотела... Признается парень, который мне не нравится, а девочки, которым он нравится, начинают ревновать и травить меня... то время было реально тяжелым. Поэтому я решила: не буду пытаться нравиться парням.
— Эм... я в этом совсем не разбираюсь, но нынешний стиль Уэхары-сан — это и есть ответ?
— Ага. Я перестала носить милые «феминные» вещи, стала следить за словами. Холодно отшивала пикаперов и бабников, дорожила подругами — и не заметила, как меня стали называть гяру. Я такая, какая есть, и сама не считаю, что внутри я гяру.
Я поняла: как бы ты ни одевалась и ни вела себя, ты лишь приближаешься к желаемому образу, но оценивают тебя всё равно глаза других. Если вмешиваются стереотипы — оцениваемый бессилен.
— До такой степени... Вам не было тяжело? Вы в порядке?
— Угу. Врагов среди девочек стало меньше, и, главное, хорошо, что я поступила в Сайкава-Минами. В нашей школе в основном все спокойные и мирные, да?
— Пожалуй. Это действительно гордость нашей школы.
Почувствовав, что в старшей школе жить стало легче, я порадовалась, что послушалась бабушку и училась. Немного жаль, что из-за мамы вряд ли получится пойти в университет, хотя я в подготовительной школе, но я не жалею.
— Так вот, возвращаясь к теме. Всё равно у меня было желание испытать любовь. Поэтому, если парень признавался и я думала, что смогу его полюбить, я пробовала встречаться, но надолго меня не хватало.
Друзья, одноклассники, коллеги по комитету... когда парни, с которыми мы неплохо общались, пылко признавались, я принимала их, думая «может, полюблю», но ни разу не вышло.
С Ватару было так же — провал. А ведь он был одним из важных друзей, с кем мы тусили вместе с Сузукой и Фувой.
— ...То, что Уэхара-сан пытается влюбиться, означает, что в глубине души вы ищете любви? ...А, если вам неприятно, извините. Это мое произвольное предположение, пропустите мимо ушей.
— Я не могу считать неприятной учительницу, которая так серьезно меня слушает. Поэтому, как бы сказать... я хочу по-настоящему полюбить кого-то, но боюсь, что если влюблюсь, то перестану быть собой, что меня захватит что-то другое... страшно.
Это была главная причина, почему я колебалась в любви.
Если моя личность и образ жизни разрушатся, лучше не любить. Я неосознанно тормозила себя — это скорее трусость, чем хладнокровие.
Комплекс от того, что я не могу делать то, что могут Сузука, друзья, все.
Настанет ли день, когда я смогу полюбить кого-то до боли в груди?
— Спасибо, что поделились тревогой. Важно облекать мысли в слова. Держать любую проблему в себе — самое опасное.
Почему-то я была недовольна этими добрыми словами учителя.
— Опять вы говорите как «учитель»... Я не хотела слов от «учителя».
Слова «учителя» могут сказать и классный руководитель Ябе, и математик Урано, и даже Хисако-сан. Мне это не нужно. Слова только с позиции взрослого раздражают.
— ...Извините. Я не хотела вас обидеть...
Увидев виноватое лицо учителя, я почувствовала, как краска заливает лицо от стыда.
Какой я ребенок. Дуться из-за того, что всё идет не по-моему, что учительница не дала ответ, который я хотела — это то же самое, что истерить, требуя своего.
Хорошо, что в комнате темно. Хорошо, что я спиной к ней. Она не видит моего лица.
— Простите, спасибо, что выслушали. Стало легче.
Я глубоко раскаялась, придала голосу бодрости и просто поблагодарила.
Она выслушала. Не отрицала, не смеялась, просто слушала. Заставила захотеть рассказать. Разве этого недостаточно?
Умом я понимаю, но сердце еще не согласилось.
Только что я радовалась, что сижу спиной. Я медленно повернулась и посмотрела на учителя.
— Учительница, посмотрите на меня.
Шорох одежды. Учительница, лежавшая на спине, повернулась ко мне, и наши взгляды встретились.
— Знаете, лучше без очков.
— Да? Но линзы — это муторно.
— Сколько вы видите без очков? Можно я приближу лицо?
— ...Если не спится, может, почитать книгу?
— А, опять обращаетесь как с ребенком.
— Вы ведь и есть ребенок.
Я сама понимаю. Я ничем не отличаюсь от ребенка, который капризничает, проверяя родительскую любовь.
Я, выросшая, следя за настроением мамы, умею читать атмосферу.
И всё же сейчас, зная, что учительница проведет еще более жирную черту «ты ребенок», я намеренно провоцирую её, чтобы вытянуть эти слова.
Какие глупые действия, продиктованные простыми мыслями. Я протянула руку и взяла учителя за руку.
Испытующе глядя на учителя, которая следила за моим движением, я взяла её тонкое запястье, поднесла к своему лицу и легко коснулась губами.
Она явно удивилась. Глаза учителя расширились.
— Вы знали, что смысл поцелуя меняется в зависимости от места?
— ...Нет. Что означает поцелуй в запястье?
Поцелуй в запястье означает «Желание».
Но я не отвечу на вопрос учителя. Пусть она мучается любопытством, пусть я постоянно мелькаю у неё в голове, пока она не узнает. И пусть ломает голову над тем, каких слов я от неё жду.
Ну как? Учительница. Я никогда не любила по-настоящему, но, в отличие от вас, у меня есть опыт отношений с мужчинами.
Вы всё еще можете назвать меня ребенком?
Учительница тихо вздохнула и усмехнулась.
— Уэхара-сан, вы, похоже, очень хотите, чтобы я сказала: «Всё будет хорошо. Уэхара-сан обязательно встретит прекрасную любовь»... да?
Ровный голос достиг ушей, и они загорелись. Почему этот человек такой тугодум и обычно не умеет читать атмосферу, но в важные моменты всё понимает?
Мне стыдно, что меня прочли, но и радостно, что поняли, поэтому я не могу нормально говорить.
— Н-нет, не то чтобы...!
— Я не могу подталкивать вас словами, не имеющими оснований, поэтому не могу дать ответ, который хочет Уэхара-сан. Но я всегда на вашей стороне и болею за вас.
Глаза защипало, слова, идущие из глубины груди, застряли в горле.
Я чувствовала невиданно сильное сердцебиение. Вибрация наверняка передавалась учителю, лежащей в той же кровати.
— К-как-то спать захотелось. Давайте спать?
Закончим этот разговор. Если я не поставлю точку, учительница будет беспокоиться обо мне и не уснет.
Если бы я рассказала то же самое Ватару или бывшим, они бы наверняка попытались утешить меня телом.
Взяться за руки, обняться. Есть уверенность, которую дает простое прикосновение кожи к коже. Я не такая, но я понимаю девочек, которые впадают в зависимость от этого.
Но мы с учителем не можем, например, сублимировать чувства или сменить настроение сексом, чтобы унять одиночество. Только рационально подбирать слова и примиряться с чувствами самостоятельно.
Если подумать... хоть у меня и нет опыта, это лишь догадка, но, возможно, между женщинами есть спокойствие, не позволяющее забыть о разуме, и одиночество, не позволяющее сбежать.
Если так, то это может быть спокойнее, чем любовь к мужчине. Может, поэтому я, имеющая фундаментальное недоверие к мужчинам, тянусь к женщине-учителю?
...Не знаю. И вообще, наверное, неправильно думать об этом головой.
Говорят, вредно думать перед сном, так что сегодня я буду спать.
— Хорошо. Спокойной ночи, Уэхара-сан.
— Спокойной, сенсей...
После пожеланий спокойной ночи прошло несколько минут тишины. Услышав размеренное дыхание, я тихо открыла глаза.
Глаза привыкли к темноте, и я видела лицо учителя совсем близко.
Я думала об этом, когда красила её, но без очков учительница действительно красивая. С распущенными волосами впечатление меняется, она кажется еще красивее.
И вообще, ученица в одной кровати, а она спокойно сопит? Как можно спать? ...Только я тут волнуюсь?
Я вздохнула так громко, что она могла бы проснуться. Пользуясь тем, что она спит, я завороженно смотрела на её спящее лицо.
Даже если мы спим под одним одеялом, так близко, я не могу знать, о чем думает учительница. И наоборот, даже если я думаю о чем-то гадком, глядя на её лицо, учительница этого не узнает.
В итоге, чтобы передать чувства, нужны слова.
Но хотя учительница мне интересна, я не думаю, что испытываю к ней такие чувства, как Сузука к Фуве или мама к парням.
Я просто не осознаю этого из-за отсутствия опыта? — Или мне не хватает решимости?
Утопая в море мыслей, я почувствовала, как веки тяжелеют — возможно, из-за тепла тела рядом.
Кажется, мне снилась учительница.
Не помню точно, но это был очень счастливый сон.
☆
На следующее утро. Когда я проснулась, учителя рядом не было.
Я вскочила в тревоге, но услышала звуки с кухни и успокоилась.
Что она делает? Причесав волосы пальцами, я встала с кровати.
Выйдя из спальни, я сразу увидела учителя, расставляющую бумажные тарелки на столе.
— ...Доброе утро, учительница.
— А, доброе утро, Уэхара-сан. Я готовлю завтрак.
На столе стоял вчерашний салат с макаронами, рис и улун в бумажных стаканчиках. Пусть она просто разложила еду, мне было приятно, что она приготовила это для меня, и я улыбнулась.
— Спасибо. Вы ранняя пташка, учительница.
— У меня привычка вставать в шесть даже в выходные. Хотя сегодня я немного проспала.
Строгая к себе учительница выглядела виноватой. ...Сейчас только восемь. Если это «проспала», то я, встающая на каникулах после полудня, в её глазах, наверное, совсем падшая женщина.
— Я в ванную.
Сделав минимальное умывание и уход, я села напротив учителя без макияжа и с растрепанными волосами. Она уже видела меня во всяком виде, так что притворяться нет смысла.
Учительница сложила ладони, и я, подражая ей, пробормотала «итадакимас». Я положила в рот макароны, и учительница, проглотив рис, спросила:
— Вкусно?
— Конечно, вкусно. Я же готовила.
— И то верно. ...Хи-хи, п-простите. Что-то смешно стало.
Глядя на смеющуюся учительницу, я тоже не могла перестать смеяться.
Ничем не примечательное, обычное утро.
Вот бы каждое утро было таким. Просыпаться, видеть кого-то, говорить «доброе утро», вместе завтракать со словами «итадакимас» — обычное утро.
Похоже, я хочу, чтобы этим «кем-то» была учительница.