Том 2 - Глава 1: Шимамура идет в спортзал

«ТЫ МОЖЕШЬ качать пресс?»
Примерно через две минуты после того, как я отправила это письмо, как раз когда я собиралась выходить, мне позвонила Адачи — получательница упомянутого письма. Я выглянула из своей комнаты в коридор и обнаружила, что мама всё ещё бродит по дому. Очевидно, у меня в запасе было ещё несколько минут. Поправив лямку спортивной сумки, я ответила на звонок.
— Не хочешь объяснить, что это за письмо ты мне прислала? — потребовала она.
— Что? Мне просто стало любопытно, умеешь ли ты делать подъемы туловища, вот и всё.
Я прислонилась к стене у двери. Честно говоря, я не ожидала, что она позвонит, и теперь толком не знала, что сказать — моя обычная реакция на телефонные звонки.
Кто-то однажды сказал мне, что это ненормально — так сильно стесняться звонков. Возможно, они были правы.
— Ну, дай-ка подумать... — Её голос затих; затем, спустя несколько мгновений, она вернулась. — Сделала.
Как ответственно с твоей стороны.
— Эм, алло? Я сделала...
— Молодец. — Прижав телефон плечом к уху, я поаплодировала ей, но в глубине души надеялась, что у неё это получится так же плохо, как у меня. В конце концов, вместе страдать веселее. — Честно говоря, я не могу делать подъемы на пресс, если кто-то не держит мои ноги, — призналась я.
— Правда?
— Правда-правда.
Я погладила свой живот. Я не была толстой, но и подтянутой меня назвать было нельзя. Стоп, а как я тогда встаю с кровати по утрам? Странно. Кстати, моя младшая сестра прекрасно справлялась с этим упражнением. Наверное, всё дело в груди, она меня перевешивает, если уж на то пошло.
— Ладно, ну... это всё?
— Ага, это всё, что я хотела узнать! До скорого.
Я повесила трубку и раздражённо покачала головой. В чём был смысл этого звонка? Может, мне стоило придумать, что ещё сказать... но что? И даже если бы мне было что сказать, нашлось бы у неё что ответить? Вероятно, нет. Она, как и я, была скорее молчаливого типа. К тому же, я уже выходила за дверь.
Почему-то казалось, что я оправдываюсь за что-то, но я не могла точно сказать, из-за чего чувствую себя виноватой. А может, я просто накручиваю. Почему я всегда так завожусь по пустякам?
— Мы уходим! — крикнула мама.
И так я сопровождала маму в спортзал в тот день — добровольно, но без энтузиазма, если вы понимаете, о чём я.

Наш местный спортзал был открыт только для членов клуба от восемнадцати лет и старше. Тем не менее, несовершеннолетние могли попасть туда, если у них был купон на бесплатное пробное посещение на один день. А так как моя мама была членом клуба, она могла покупать эти купоны со скидкой, что она и сделала. Потом она зачем-то дала один мне, и я подумала: «Эх, почему бы и нет? Попробую».
У меня не было никакой реальной причины делать это; мне просто нечем было заняться, и мне было скучно. Если бы я осталась дома, то знала, что в конечном итоге буду либо учиться, либо возиться с сестрой. Поэтому я решила, что, возможно, лучше потратить время на небольшую разминку, чем сидеть и тупить в стену. Не то чтобы один день тренировок что-то сильно изменил в долгосрочной перспективе, конечно.
В нашей семье был только один велосипед, а мама не одобряла езду вдвоём, поэтому нас подвёз отец на машине. Как только мы пересекли большой мост в торговом районе и проехали общественную спортивную площадку, в поле зрения появилась бледная, беловатая вывеска, цветом напоминающая «Pocari Sweat», с названием спортзала на английском, а не на японском.
Там было две парковки: одна слева через дорогу от зала, и другая справа от входа. Обе были битком набиты машинами. Видимо, многим сегодня скучно.
Отец подъехал ко входу и остановил машину. Как только мы с мамой выскочили, он уехал, даже не попрощавшись. Мама приглашала его присоединиться к нам, но, видимо, он не собирался принимать её предложение. Якобы ежегодный медосмотр в его компании показал, что он полностью здоров, так что ему «не нужно» заниматься спортом. Я почти уверена, что спортом нужно заниматься в любом случае, пап.
— Давай! Пошли! — позвала мама, разминая плечи круговыми движениями.
— Иду, — ответила я, следуя за ней.
Моя спортивная сумка досталась мне от мамы, и она была буквально испещрена дырками и грязными пятнами. Один край провисал ниже другого, так как соответствующая лямка окончательно растянулась. Я придерживала её одной рукой, пока мы входили.
Автоматические двери разъехались, открывая вид на вестибюль со стойкой регистрации. Там сидели две сотрудницы, обе в белых спортивных куртках. Мама подошла к одной из них и протянула свою членскую карту; я тоже подошла к другой и показала свой купон. Взамен она дала мне синий браслет с прикреплённым номерным ключом. Мой номер (наверное, номер шкафчика?) был 83 — я на мгновение задумалась, имеет ли число «83» какое-то значение для меня, но нет. Да я и не могла припомнить ни одного числа, которое бы что-то для меня значило.
— Хотите обзорную экскурсию по нашим объектам? — спросила администратор.
— Нет, спасибо, — ответила я. Мне не очень-то хотелось стоять и слушать её болтовню неизвестно сколько времени.
Вместо этого мы обошли стойку и направились к стеклянной двери слева. С другой стороны, вдалеке, я увидела теннисный корт, заполненный женщинами средних лет, перебрасывающими ярко-жёлтый мяч туда-сюда, а также ещё больше женщин, сидящих на скамейках и наблюдающих за игрой. Они все знали друг друга? Это была какая-то эксклюзивная женская теннисная команда «кому за сорок»?
Рядом я заметила ряд круглых диванчиков, все они были заняты другими взрослыми среднего возраста, и именно тогда я обратила внимание на странную возрастную демографию. Конечно, я не ожидала увидеть здесь других несовершеннолетних, учитывая возрастное ограничение, но где все двадцати- и тридцатилетние? Мама была права — почти всем здесь было за сорок. Интересно, как выглядит возрастная статистика этого места.
Мы прошли мимо небольшого магазина спортивных товаров по пути к шкафчикам для обуви, где сняли уличную обувь. Что касается мамы, она ушла без меня и даже не оглянулась. Это исчерпывающе описывало мою маму.
Я подошла к шкафчику №83 с левой стороны, открыла его и убрала обувь. Затем я поднялась по лестнице на второй этаж, где оказалась в окружении всевозможных тренажёров, и все они были иссиня-чёрного цвета. Вот это уже было похоже на моё представление о спортзале.
Вдоль стены в ряд стояли десять беговых дорожек, каждая работала с разной скоростью и наклоном, установленными их (среднего возраста) пользователями. В каждую был встроен мини-телевизор, и все они показывали одну и ту же дневную мыльную оперу. В другом зале в дальнем конце я видела группу пожилых дам, занимающихся аэробикой.
Я повернулась и направилась в женскую раздевалку. Тут я почувствовала, как все дедульки на беговых дорожках повернулись, чтобы посмотреть на меня, и подавила желание огрызнуться на них.
Внутри раздевалки я запихнула сумку в назначенный шкафчик, переоделась в спортивную форму и собрала волосы в небрежный хвост. Каким-то образом мне удалось одеться быстрее мамы, несмотря на её значительную фору, поэтому я заглянула к ней, чтобы сказать, куда направляюсь, прежде чем уйти. Некоторые другие посетительницы выстроились в очередь, чтобы взвеситься на весах у двери, но я проигнорировала это и быстрым шагом вышла.
Вернувшись в зал с тренажёрами на втором этаже, я заметила большой мат, расстеленный на полу в дальнем правом углу, где небольшая группа женщин лежала на спинах, размахивая ногами в воздухе и сжимая бёдрами надувные пластиковые мячи разных размеров. Я уже отсюда чувствовала, как напрягается пресс. Почему-то мне показалось, что это то упражнение, в котором преуспела бы Хино.
Как и на первом этаже, на втором был свой магазинчик спорттоваров, продающий футболки, коврики для йоги и всё остальное, что кто-либо мог захотеть купить в спортзале. Честно говоря, я уважала их предприимчивость. Вот если бы я могла относиться к чему-то с такой же страстью, с какой эти люди пытались мне что-то продать... Я просто не могла представить, как бы это выглядело.
Пока я стояла, обдумывая свой следующий шаг, один из людей на беговой дорожке остановил машину и спрыгнул. Из чистого любопытства я решила попробовать. Я выбрала настройки наугад и побежала.
Естественно, это продлилось всего около тридцати секунд, после чего я сбавила темп до шага. Это продолжалось добрых пять минут или около того, затем я остановила тренажёр и сошла. Бока адски болели, но я постаралась не подать виду.
— Фух! Ну и тренировка.
— Лентяйка!
Ни с того ни с сего мама шлёпнула меня по затылку. Когда она успела подойти? Техника удара запястьем была безупречной. Ау. Должно быть, сказываются все эти занятия спортом.
— Теперь я понимаю, почему у тебя такие плохие оценки...
Она продолжила притворно плакать, даже дойдя до того, что начала «вытирать слёзы» рукавом своей спортивной футболки. Лично я вообще не видела связи между плохой физической формой и моими оценками. Полагаю, она хочет, чтобы я прикладывала больше усилий?
— Постарайся подавать хороший пример, ладно? Ты одна из очень немногих молодых людей, кто вообще посещает это место.
— При чём тут мой возраст? — Мы окружены кучей пожилых мужчин, которые могут жать от груди, ради всего святого.
— Ты была такой ленивицей с самого рождения... или нет? Нет, думаю, была, — кивнула мама сама себе. Как ты можешь не помнить, какой я была в детстве? Ты же моя мама!
С другой стороны, даже я толком не помнила, какой я была раньше. Не до такой степени, чтобы объяснить это кому-то другому, по крайней мере — только обрывки тут и там. Одно я помнила наверняка: учителя никогда не писали ничего интересного в моих табелях. Для наших выпускных эссе нам приходилось ходить и просить учителей написать комментарии о нас, и, боже мой, как же это было неловко. Если подумать, я даже не помню, что они тогда сказали.
— А теперь смотри, как надо пользоваться этой штукой!
Мама встала на беговую дорожку, выставила скорость и наклон на смехотворно высокие значения и начала бежать на полной скорости. Развеселившись, я решила посмотреть, надолго ли её хватит.
— Так скажи мне, маленькая ленивица, ты вообще ходишь в школу? — спросила она меня на бегу. Тем временем она тыкала в кнопки мини-телевизора. Вечно она делает несколько дел одновременно. Лично я не горела желанием вести этот разговор прямо сейчас.
— О чём ты говоришь? Ты видишь, как я надеваю форму каждое утро.
— И что? Это ничего не значит.
Ее глаза резко сузились, а взгляд безжалостно просверливал мой череп. Чем больше она смотрела на меня, тем виноватее я себя чувствовала, хотя я буквально ничего плохого не сделала — я честно ходила в школу каждый день! Наверное, мамы просто умеют так пугать.
— Да, я хожу в школу, ясно? — Опершись на поручни беговой дорожки, я притворилась, что «отвлеклась» на шоу в её телевизоре.
Мы с мамой почти никогда не разговаривали один на один, не то чтобы я особо горевала по этому факту. Мне стало так некомфортно, что я начала жалеть, что пошла с ней. Типичный подростковый опыт, полагаю.
Тем временем она всё ещё бежала в ровном, энергичном темпе — идеальная осанка, идеальная форма. Спасибо, что выставляешь меня неудачницей, мам.
— Если бросишь учёбу, разрушишь свою жизнь. Плюс жизни всех вокруг. — Видимо, она не поверила ни единому моему слову. Классические мамины штучки. — Разве я не растила тебя так, чтобы ты не была обузой для других?
— Да, мам, я знаю.
Отлично, теперь она читает мне лекции. Ради этого она меня сюда притащила? Я вспомнила, как однажды услышала, как она «в шутку» говорила моей сестре: «Не закончи как твоя старшая сестра». Воспоминание заставило меня усмехнуться помимо воли.
Умом я понимала, что она беспокоится обо мне только потому, что любит меня... но я была ещё недостаточно взрослой, чтобы признать её правоту. Я оттолкнулась от беговой дорожки.
— Ты куда?
— Пойду сделаю ещё пару упражнений, а потом посижу в бассейне.
— Слабачка.
Она продолжила бежать, так что я помахала ей на прощание и смылась оттуда. В конце концов, перспектива поваляться в бассейне была, по сути, моей единственной мотивацией прийти сюда.
Закончив то, что я посчитала разумным объёмом упражнений, я вернулась в женскую раздевалку.
Я даже не особо старалась, но почему-то лицо и спина были мокрыми от пота, а плечи болели. Я намеренно выбирала упражнения на пресс — в надежде дойти до того, чтобы делать подъемы туловища без посторонней помощи — и в результате бока тоже ныли. Может, я переборщила с той штукой с мячом между бёдер.
Я не делала никакой разминки перед этим, так что уже знала, что завтра всё будет болеть. Или, может, мне повезёт, и моё молодое тело быстро восстановится! Я решила оставаться оптимисткой.
Вернувшись к шкафчику, я порылась в сумке, достала купальник и переоделась. Ничего особенного, конечно, просто стандартный школьный купальник. Для старшеклассницы вроде меня, у которой больше не было свободного времени на пляжный отдых с семьёй, это было лучшее, что имелось под рукой.
Затем я надела шапочку для плавания, что оказалось сложнее, чем я ожидала. Угх, волосы снова отрастают. Выходя из раздевалки, я разминулась с группой пожилых женщин, заходивших внутрь. Я вышла через другую дверь и направилась к бассейну.
Меня мгновенно встретил резкий запах хлорки — настолько сильный, что бассейн в моей школе казался водопроводной водой по сравнению с этим. Даже в ноябре этот запах неизменно напоминал мне о лете. Стоная от боли, я осторожно спустилась по тускло освещённой лестнице, пока не добралась до двери внизу, откуда пробивался свет из зала с бассейном.
Я раздвинула двери, и как только шагнула внутрь, меня остановили, чтобы опрыскать ноги дезинфицирующим средством. Я ожидала, что оно будет холодным, как в школе, но оно оказалось комнатной температуры. Это меня даже удивило. После быстрого душа я побрела к бассейну.
— Я так рад, что записался... Хе-хе-хе... Иногда я сам удивляюсь своей гениальности.
Внезапный голос заставил меня подпрыгнуть. Я заглянула за стену из шлакоблоков и обнаружила там парня лет двадцати с небольшим. У него были светлые волосы, россыпь веснушек на переносице и широкая глупая ухмылка на лице... пока он наблюдал за маленькими девочками, учившимися плавать на крайней правой дорожке бассейна.
М-да уж.
Он отнюдь не был уродлив, но от него исходила жуткая аура. В том смысле, что он с тоской улыбался, глядя на детский урок плавания. Затем он заметил, что я смотрю на него, и встретился со мной взглядом.
Жуть!
Его умиленное выражение исчезло в мгновение ока, сменившись пустым лицом, как у человека, которому наскучило смотреть в окно. Судя по разительному контрасту в уровне его энтузиазма, он был либо большим фанатом детей в целом, либо сексуальным извращенцем. Не уверена, что именно.
— Упс.
С этими словами он снова повернулся к уроку плавания, словно не желая пропустить ни секунды. Ладно, да, этот парень — извращенец. Лучше держаться от него подальше. Я тут же отошла.
Используя лестницу и поручень в левом углу бассейна, я спустилась в воду. Крайняя левая дорожка, по-видимому, была зарезервирована для ходьбы в воде: кучка стариков брела туда-сюда по идеальному кругу, словно самый странный парад в мире. Я присоединилась к процессии.
Бассейн был с подогревом, и, учитывая, что я только что вспотела от упражнений, мне захотелось, чтобы вода была немного прохладнее. Запах хлорки усилился, когда я погрузилась по подбородок.
И снова, как и раньше, все пялились на меня — и нет, мне это не казалось. Было ли это из-за школьного купальника? Или просто потому, что я была старшеклассницей? Может, кому-то и нравится такое внимание, но я не из их числа. Скорее, я просто проклинала себя за наивность, что вообще сюда полезла. Они пялились на меня, потому что я выделялась. Мне здесь не место.
Ссутулившись и опустив подбородок в воду, я вяло побрела вперёд. На соседней дорожке мимо меня проплыл пожилой мужчина; волны от его движений попали мне в нос и рот. Вытерев лицо, я выпрямилась. Не было смысла пытаться спрятаться.
Часть меня жалела, что я не смогла пригласить Адачи с собой, но с другой стороны, я знала, что она не из тех, кто веселится в подобных местах. Насколько я помнила, я никогда не видела, чтобы Адачи наслаждалась пребыванием в таком публичном месте, как это. И не думаю, что она когда-либо посещала бассейн на физкультуре.
Пока я шаркала вместе с бабушками и дедушками, я вдруг заметила того педофила, ныряющего на дорожку, непосредственно примыкающую к детскому классу справа. По сравнению с начинающими пловцами, он казался гораздо более опытным, или, возможно, просто чувствовал себя в воде как рыба. На нём даже были очки. Мало того, этот педофил был чертовски быстр. Или, может, он просто казался быстрым на фоне местной конкуренции.
Он плыл кролем, мчась к дальнему концу бассейна. Там он сделал кувырок, оттолкнулся ногами от стены и поплыл в обратном направлении. На самом деле, это было довольно зрелищно.
Однако чем больше я наблюдала, тем больше начинала замечать что-то... странное... в его технике. Конкретно с его шеей. Хм. Я надела очки и заглянула под воду, чтобы понаблюдать за ним. Вот тут я и обнаружила проблему: он вообще не поворачивал голову.
А, дошло.
Он всё ещё смотрел на девочек. Постоянно. Даже когда плыл на полной скорости.
Да, этот парень — педофил с большой буквы П. Серьезно, братан, сделай нам всем одолжение и хотя бы притворись нормальным, а?
С другой стороны, возможно, стороннему наблюдателю я казалась такой же странной, как и он мне. Может, всё дело в перспективе...
Но, поразмыслив, я, по крайней мере, не педофил. Да, лучше держаться от него подальше.
Бредя по воде, я заметила, что одна из других дорожек освободилась, поэтому решила перебраться туда. Она была помечена как «спринтерская тренировка» и явно предназначалась для спортивного плавания, но я проигнорировала эту деталь и легла на спину, раскинув руки и ноги, словно делая снежного ангела.
Затем я сдвинула очки на лоб — не то чтобы я на самом деле планировала плавать. Глядя в потолок, я почти могла притвориться, что никто на меня не пялится. Но люминесцентные лампы были слишком яркими, поэтому я зажмурилась, переключив внимание на мягкое покачивание волн. С закрытыми глазами казалось, что я парю в пустоте.
Сквозь плеск волн я могла слышать голос мамы: «Не доставляй проблем». Это был урок, который она вдолбила мне глубже всего, потому что знала: любые проблемы, которые я создам, аукнутся всей семье.
Доставляла ли я кому-то проблемы, плавая здесь? Просто наслаждаясь кратким побегом от гравитации? То же самое и с уроками, которые я прогуливала — после столь долгого удушья, было ли таким уж преступлением иногда вынырнуть за глотком воздуха? Моё присутствие в классе вряд ли было обязательным; урок просто продолжится без меня. Поэтому лично я не видела в этом вреда.
Но моя мама, с другой стороны, боялась, что это означает, что я вырасту неудачницей. Для неё это было неприемлемо. Она очень хотела, чтобы я покинула гнездо, когда придёт время. В этом отношении у меня не было абсолютно никакой свободы выбирать свой собственный путь.
Обычно я считала себя неплохой ученицей, но, видимо, я всё ещё была не более чем безответственным ребёнком — по крайней мере, для взрослых.
Я открыла глаза и снова надела очки. Затем расслабилась ещё больше, позволяя телу погрузиться под воду, выдохнув весь воздух из легких. Теперь я была свободна от естественного буйка, который удерживал меня на поверхности. Наблюдая, как пузырьки поднимаются вслед за мной, я опускалась всё глубже и глубже, пока спина не коснулась дна бассейна — широкого пространства цвета морской волны, под стать толще воды надо мной. Этот оттенок напомнил мне этикетку на любимой минералке Адачи.
Вот она я, одна в мире цвета и преломлённого света. В сочетании с мирными звуками волн, я была в раю. Очки не пропускали воду, и всё же глаза казались немного влажными.
Единственным минусом этого рая было то, что посетить его я могла только опустошив легкие, а легкие обычно не любили быть пустыми. Неохотно я прислушалась к дискомфорту в груди и поднялась обратно на поверхность. Однако как только я набрала воздух, я почувствовала внезапный толчок в живот, выбивший воздух обратно. И я снова пошла ко дну.
На этот раз, однако, я приземлилась на ноги и оттолкнулась к поверхности. Там я увидела виновницу: мою собственную мать, смеющуюся как сумасшедшая и убегающую с места преступления, поднимая брызги, словно какой-то монстр-каппа. Не то чтобы я когда-либо видела каппу, но вы понимаете, о чём я. Как комедийный злодей в гэг-манге.
— Ой, повзрослей уже, — проворчала я, но в остальном оставила своё мнение о её поведении при себе. Я последовала за ней из бассейна, стянула шапочку и обдумала свой следующий шаг. Может, пойду посмотрю, что там с другой стороны.
Как выяснилось, на противоположном конце зала с бассейном располагались мужские и женские душевые, а также крытое джакузи, которое сейчас испускало пар, как горячий источник. Табличка на двери рядом указывала, что снаружи есть ещё одно отдельное джакузи, но, заглянув туда, я обнаружила там свою маму, поэтому решила пойти в другое место.
Рядом с дверью уличного джакузи находились два разных типа сауны: «туманная сауна» (хаммам) и «парилка». Я чувствовала значительный жар, исходящий от обеих. Раз уж я здесь, я решила, что можно попробовать одну из них — просто не была уверена, какую именно. Не то чтобы я когда-либо была в сауне.
Пока я стояла, прижимая к себе только что добытую синюю подушку для сидения, мимо меня в парилку прошла женщина средних лет. Взглянув на неё, я была поражена странно захватывающим чувством дежавю. Внезапно я не могла оторвать глаз. Затем она заметила, что я смотрю на неё, и почему-то резко остановилась.
На ней не было шапочки для плавания. Очевидно, она пришла только ради сауны. У неё были тёмные волосы, а черты лица подсказывали, что она примерно ровесница моей мамы. Кого она мне напоминает?
Затем она заговорила.
— Мне это не нравится.
Вопреки тому, что говорили её слова, тон был игривым, но это не вызвало у меня никаких конкретных ассоциаций.
— Хочешь знать, почему я хожу в этот зал, полный старичья? Чтобы чувствовать себя молодой на их фоне! Игнорируя маленьких детей, которые приходят сюда на теннис или плавание, конечно. А теперь здесь ты, крадёшь мой звёздный час? Как мне теперь злорадствовать?
Я неловко рассмеялась. Видимо, она завидовала моей молодости или типа того. Никто раньше не жаловался мне в лицо на мой возраст, так что это было... освежающе? Типа того?
— Ой, я просто шучу. Просто мы нечасто видим здесь подростков, вот и всё.
— Да, охотно верю, — ответила я. Затем я слегка ахнула, когда меня осенило. Глядя на её лицо в профиль, я точно поняла, кого она мне напоминает.
В этот момент из сауны вышла другая пожилая женщина и окликнула её, мгновенно подтвердив мои подозрения.
— Привет, Адачи-сан! Не знала, что ты здесь. Знаешь, ты можешь сидеть в сауне сколько хочешь, но вес ты так не сбросишь!
— Ой, не лезь не в своё дело!
А вот и фамилия, которую я знала слишком хорошо. И, как сказала бы Ясиро, это было похоже на судьбу.

Я никогда не представляла, что встречу маму Адачи в таком месте. Мир тесен, в самом деле — или это судьба?
Я сидела, сгорбившись, в парилке, поглядывая на миссис Адачи и размышляя о том, как неловко общаться с матерями в целом.
Адачи никогда не любила говорить о своих родителях. Она всегда замолкала, как только всплывала эта тема. Это было не так уж необычно для людей моего возраста, но в её случае я чувствовала, что дело не просто в обычном подростковом бунте. В то время как остальные из нас могли признать, что семья нам хоть немного небезразлична, Адачи относилась к своей с ледяным презрением. Чего она, однако, не осознавала, так это того, что малейшая искра эмоций может снова всё разогреть.
— ...и говорю тебе, тот другой тренер — ужасный учитель!
— И не говори, да? Мне нравится другой. У него приятный голос.
Миссис Адачи теперь сидела с какой-то другой дамой, обе они потели в три ручья, болтая без умолку. То, как они сравнивали мужчин-инструкторов по теннису, напомнило мне о том, как девочки в моей школе говорили о парнях. Также сходство с девочками-подростками прослеживалось в том, как они перемывали кости другим женщинам.
В отличие от своей дочери, миссис Адачи была общительной и разговорчивой. Если не считать морщин, она была почти идентична своему отпрыску, особенно изгиб челюсти и цвет волос. На самом деле, если бы я не видела её вблизи, я могла бы принять её за Адачи с другой причёской.
Если подумать, их дом довольно далеко отсюда. «По крайней мере, у неё есть мотивация заниматься спортом», — усмехнулась я про себя, не слишком задумываясь о том, на отсутствие мотивации к чему именно я намекаю. Блин, как же здесь жарко.
Ощущалось как августовский полдень, и у меня начинала кружиться голова. Я вообще никогда не была фанаткой жары, но миссис Адачи придержала для меня дверь, когда входила, так что было бы грубо не последовать за ней.
— Боже ты мой... Кстати, напомни, сколько сейчас твоей дочери?
— Пятнадцать. Только пошла в старшую школу, — ответила миссис Адачи. Интересно. Большинству в нашем классе уже исполнилось шестнадцать; видимо, день рождения Адачи ещё не наступил.
— О, это здорово! Должно быть, облегчение — больше не нужно готовиться к вступительным экзаменам.
— Угу.
— А моя готовится поступать в колледж в этом году.
Лениво я задалась вопросом, вела ли моя мама когда-нибудь такой разговор.
— Хотя мне бы хотелось сказать, что всё стало проще, когда экзамены позади... с моей дочерью никогда не бывает просто. Она такая трудная! — объяснила миссис Адачи с сухим смешком.
Это привлекло моё внимание — особенно слово «трудная».
— Она никогда не общается со мной, так что я никогда не могу понять, о чём она думает. И она такая мрачная — вечно сама в себе! Я просто не понимаю её.
Её тон был таким лёгким и воздушным, казалось, она едва касается поверхности темы. На самом деле, она вообще не звучала как мать — по крайней мере, не тогда, когда она относилась к собственному ребёнку как к какому-то непостижимому инопланетному существу. Взрослые всегда так быстро забывают, что и сами когда-то были подростками. Поэтому я подала голос.
— Прошу прощения.
Время от времени я обнаруживала, что вмешиваюсь в разговоры чисто импульсивно.
— Признаю, я не знаю всех деталей об Ада... э-э, вашей дочери, — но я не думаю, что вам стоит говорить о ней в таком тоне.
Не знаю, зачем я солгала (делая вид, что не знаю имени). С другой стороны, может, в каком-то смысле и не солгала. В конце концов, я не могла утверждать, что знаю об Адачи абсолютно всё.
Сердце колотилось в груди, пока волна паники застилала глаза. Требовалось немало мужества, чтобы выступить против взрослого — мужества, которого у меня не было — и я была напугана до смерти. Теперь я действительно потела, и не от жары.
Миссис Адачи посмотрела на меня с сомнением. Очевидно, она не ожидала, что я влезу в её разговор.
— Как вы собираетесь понять её, если даже не пытаетесь?
Она уставилась на меня в ответ. Что? Неужели я настолько неправа?
Моя мама была той ещё пилой, но, по крайней мере, она понимала своих дочерей. И понимала она нас только потому, что активно пыталась наладить контакт. Разве не несправедливо сваливать всю вину на Адачи? Виноваты всегда двое, знаете ли!
— О, но чтобы прояснить, я не пытаюсь начать спор, — поспешно добавила я, прежде чем она успела начать кричать на меня своим пронзительным мамочкиным голосом. Я была не настолько глупа, чтобы думать, что смогу выиграть дебаты с кем-то вдвое старше меня. Да и даже если бы смогла, это бы ничего не дало. Я не была уверена, что она вообще прислушается к моему совету.
— Ты здесь с родителями? — спросила миссис Адачи гораздо спокойнее, чем я ожидала.
— С мамой, да, — ответила я.
— Как её зовут?
— Не вижу, какое это имеет отношение к делу. — Я говорила за себя, а не за маму. Прежде чем она успела вставить слово, я продолжила: — Я не пытаюсь с вами ссориться.
Я хотела донести до неё это чётко — я не собиралась вмешиваться в её жизнь, так же как не хотела, чтобы кто-то вмешивался в мою. Конечно, критиковать её, не давая шанса оправдаться, было не очень зрело с моей стороны, но подростки ведь не славятся своей зрелостью, верно?
Честно говоря, миссис Адачи могла бы просто списать меня со счетов как невежественного ребёнка, который не знает, о чём говорит, но она этого не сделала. Вместо этого она застыла. Судя по выражению её глаз, она не злилась — скорее, казалась почти заинтригованной предложением. Поскольку я не представилась, она не могла знать, что мы с Адачи на самом деле подруги, но... раз я была ровесницей её дочери, может, это и подогрело её интерес.
Озадаченная, другая женщина молчала, наблюдая за нами. Но миссис Адачи больше ничего не сказала. Вместо этого она продолжала с любопытством смотреть на меня. Теперь мяч был на моей стороне, и ход был за мной. Наконец-то я начала видеть семейное сходство.
— Но раз у нас нет способа узнать, кто прав... я вызываю вас на состязание.
— Состязание?
Я вела себя смехотворно агрессивно, даже по своим собственным меркам. И всё же у меня было чувство, что так будет эффективнее. Слова дёшевы, как говорится, а я хотела разрешить это раз и навсегда.
— Кто дольше просидит здесь, тот и победил. И если выиграю я, вы должны пойти домой и вести себя как настоящая мама для своей дочери, хотя бы один день.
Какой смысл был заставлять её это делать? Что я вообще подразумевала под «настоящей мамой»? Я понятия не имела. Но если я выиграю, может, у меня будет что-то интересное, чего можно ждать от следующего разговора с Адачи. Это было самое близкое к мотиву, что у меня было.
— Так вот как нынче развлекается молодёжь?
— Типа того.
Я делала это не для Адачи — я делала это для себя. Я наклонилась вперёд, уперевшись локтями в колени.
Я чувствовала, как что-то стекает по спине. Вода из бассейна или пот — я не могла сказать. Может, это была плохая идея... но прежде чем я успела передумать, миссис Адачи скопировала мою позу, наклонившись вперёд и обхватив голову руками. Видимо, битва началась. Теперь назад дороги нет.
На самом деле, я была немного поражена тем, что она приняла вызов от какой-то рандомной девчонки, с которой едва обмолвилась парой слов. Это напомнило мне, как Адачи вызвала Ясиро на соревнование в боулинге. Видимо, это семейное.
Тем временем другая женщина в замешательстве склонила голову.
— Вы двое такие странные, — пробормотала она.
Да, это определённо было немного ненормально. Я не пыталась исправить миссис Адачи; я просто чувствовала, что кто-то должен заступиться за её дочь. Так как же мы дошли до этого?
Тем не менее, наша битва на выносливость продолжалась... что означает, мы просто сидели в тишине. Ничего особенного, если не считать того, что казалось, будто моя душа испаряется вместе с потом. Может, мне стоило вызвать её на соревнование по плаванию. По крайней мере, это было бы хоть немного весело, даже если бы я, вероятно, проиграла.
Затем подруга миссис Адачи ушла. На выходе она предупредила нас «не переусердствовать», но у меня уже начинало звенеть в ушах, так что я не разобрала, что ещё она сказала. Лениво я задалась вопросом, что подумала бы Адачи, если бы узнала, что её мама сидит здесь, участвуя в этом детском состязании — и со мной, из всех людей.
— Что вообще значит быть «настоящей» матерью? — спросила миссис Адачи спустя какое-то время сухим голосом.
Я задумалась, но как ни старалась, не могла найти правильных слов — только размытые образы. Угх.
— У меня самой нет детей, так что я не могу знать наверняка, — ответила я наконец.
— Ладно, тогда как насчёт твоего представления о настоящей матери?
Что, моё видение идеальной мамы? Как я должна это описать?
— Не знаю... Нормальная?
— А как ведёт себя «нормальная» мать?
— Она... проводит время со своими детьми? Ужинает с ними, наверное? Откуда мне знать?
В тот момент, когда я попыталась облечь это в слова, мой мысленный образ идеальной матери размылся ещё больше. Будь то друг или член семьи, никакие человеческие отношения не могли по-настоящему существовать в жёстких рамках. Можно попытаться придать им форму, но что бы вы ни делали, внутри всегда будет пустота. Если попытаться озвучить невысказанное, оно потеряет свою ценность как «невысказанное» и превратится во что-то другое. И как только вы зафиксируете те части, которые, как вам кажется, вы знаете, вы ошибочно решите, что это всё, что есть, а затем разочаруетесь, что это не то, чего вы изначально хотели.
Так же, как было бы ошибкой закрывать глаза на чьи-то недостатки, неправильно и сосредотачиваться исключительно на них. Здоровые отношения требовали полной картины.
Я знала, что миссис Адачи, вероятно, не удовлетворена моим половинчатым ответом, но она всё же замолчала. С каждой каплей пота, стекавшей по её векам, она морщилась и начинала агрессивнее трясти ногой. Я уставилась в пол и приготовилась. Прошло ещё минут десять, значит, мы сидели там уже почти двадцать минут.
— Слышала про старика, который просидел здесь дольше, чем положено? Говорят, у него пошла кровь из носа, и он отрубился.
Она явно пыталась вывести меня из равновесия. Очень по-взрослому с вашей стороны.
— Хочешь, я позволю тебе выиграть? — предложила она с натянутой улыбкой, её лицо было красным как помидор.
Что касается меня, я была слишком упряма, чтобы позволить ей преподнести мне победу на блюдечке с голубой каёмочкой.
— Нет, спасибо.
— Тогда ты должна позволить мне.
— Нет. — Что это за разговор у нас такой? Жара плавит мозги?
— Ладно, тогда я дам тебе выиграть.
— Пожалуйста, не надо. — Становилось всё труднее успевать за её играми разума.
— Я просто... хочу, чтобы она прямо говорила мне о своих чувствах, — ни с того ни с сего выдала миссис Адачи, выпятив нижнюю губу. — Куда бы я её ни повела, она всегда замыкалась в себе... Я никогда не могла понять, весело ей или она страдает.
— ...Вы про свою дочь?
— Ага.
— Как давно это было?
— О, ей тогда было... — Она замолчала, чтобы посчитать на пальцах. — Пять...? Вообще-то, может, четыре?
Четыре года... В своём воображении я представила миниатюрную версию Адачи.
— Вместо того чтобы зацикливаться на том, какой она была тогда, может, стоит обратить внимание на то, какая она сейчас.
— Но если я попытаюсь лезть в её жизнь, она меня возненавидит. Я знаю, я сама была такой в её возрасте.
— Да...
Конечно, никто не любит назойливых родителей, но даже это лучше, чем полное пренебрежение. Иногда мама — единственный человек, к которому можно обратиться с определёнными вещами... Я просто хотела, чтобы эта женщина это поняла. Может, это лицемерно с нашей стороны — отталкивать их, только чтобы жаловаться, когда они уходят, но это их работа — знать, как с этим справляться.
— Ладно, думаю, мне пора позволить тебе выиграть.
— Вам правда не обязательно...
Она поднялась на ноги и пошатнулась к двери. Она реально уходит! Видимо, она больше не могла терпеть. Однако прямо перед тем, как открыть дверь, она остановилась и медленно, вяло повернулась, чтобы посмотреть на меня.
— Моя дочь... А вообще, знаешь что, неважно.
Покачав головой, она решила не заканчивать мысль. Вместо этого она вышла.
Я встала и последовала её примеру. Я сказала что-то, что её обидело? Я попыталась вспомнить, но от этого заболела голова. Вывалившись из парилки, я рухнула на белый стул поблизости, полностью истощённая.
Затем, с запозданием, я поняла, что не установила условие, что произойдёт, если она выиграет. Наверняка она это заметила, и всё же не указала мне на это... но почему? Мой мозг превратился в кашу, и я не могла точно понять причину, но у меня была смутная догадка: она, должно быть, решила быть «выше этого», чтобы сохранить своё достоинство взрослого человека. Должно быть, так и есть.
Тем временем я, будучи подростком, притворилась, что знаю все ответы.

Я слышала, как моё тело говорит мне: «Ты вчера хорошо потрудилась, так что сегодня расслабься!» По крайней мере, так я решила интерпретировать эту мышечную боль. Таким образом, утро понедельника застало меня не в классе, а на втором этаже спортзала, лежащей на полу балкона. Деревянный настил поначалу был холодным — знак того, что зима действительно на подходе.
По чистому совпадению, или, может быть, чудом, Адачи тоже была там. Она не только тусовалась со мной, но и любезно согласилась побыть моей подушкой. Я лежала головой на её бедре. Её кожа поначалу была прохладной, но, как и пол, через некоторое время согрелась. В отличие от пола, однако, она была приятной и мягкой.
— У меня дежавю. Разве мы не делали этого раньше?
— Ага, один раз. Но мы поменялись ролями.
— О, точно.
Я перевернулась на другой бок и обнаружила, что Адачи смотрит не на меня, а в потолок. Её рот был приоткрыт, и она казалась рассеянной. К тому же, её щеки раскраснелись, а мышцы ног... спазмировали?
— Эй, эм, у тебя нога дёргается. Ты в порядке?
— А... что...? О, э, я в норме. Пустяки.
Она не выглядела «в норме»... поэтому я сильно ткнула пальцем в дёргающееся место, и вся её нога рефлекторно дёрнулась вверх. Так как моя голова лежала на наклонной поверхности, я соскользнула с её бедра на бок, на юбку. Затем она опустила ногу, но двигаться обратно было слишком лень, так что я осталась на месте.
Я вспомнила прошлый раз, когда мы так делали. Тогда она упомянула, что чувствует мой запах, а теперь роли поменялись.
Тем временем она продолжала пялиться в потолок. Её мысли были где-то далеко, но тело всё так же реагировало. Хм.
Я вспомнила вчерашний разговор с миссис Адачи. Имела ли она какое-то отношение к тому, как её дочь вела себя сегодня утром? Поэтому ли Адачи почувствовала необходимость прийти сюда? Если так, то это частично и моя вина.
После долгой паузы Адачи нашла слова.
— Что ты делала вчера?
— Я? О, ну знаешь. Просто болталась без дела.
— Болталась? — Она изогнула бровь, удивившись моему выбору слов (в оригинале «floated» — плавала/парила, игра слов с бассейном).
Почему-то я почувствовала необходимость скрыть тот факт, что ходила в спортзал. Конечно, возможно, она понятия не имела, что её мама вообще туда ходит, но даже так, не было смысла болтать об этом. Я подняла глаза и увидела, что она нервно оглядывается.
— Вчера, э-э...
— Да?
— Моя мама... вела себя как-то странно, — пробормотала она.
Я так и знала. Отлично, теперь из-за меня Адачи пропустила ещё один день занятий.
— Странно в каком смысле? — спросила я, прикидываясь дурочкой, хотя, вероятно, могла угадать ответ.
Она провела рукой по волосам, подбирая правильные слова.
— Она... поужинала со мной.
— И... это странно?
В моем доме это было в порядке вещей. Мама, папа, сестра и я всегда ели вместе, сколько я себя помню, так что мне было трудно поставить себя на её место.
— Ага. Это было просто как-то... редкость? И... душно, — объяснила она, перебирая прилагательные одно за другим. Я не чувствовала никакой скрытой радости в её голосе, только чистое замешательство. — Я привыкла, что она готовит для меня, но обычно она никогда не ест со мной.
— Интересно.
— Её и дома-то почти не бывает.
Видимо, она сдержала свою часть сделки. «Может, у неё больше честности, чем я думала», — подумала я. Это была ещё одна черта, общая у неё с дочерью.
— Было весело, по крайней мере?
— Не особо. Мы не разговаривали, так что было супер некомфортно. Даже вкуса еды не почувствовала.
— О... отстой...
— А потом сегодня утром я снова завтракала одна, так что это типа... был какой-то глюк?
— Хм... да, не могу сказать, — солгала я, прижимая колени к груди.
Её мать, вероятно, чувствовала себя так же некомфортно, как и она. Но я знала, что такой тип отношений матери и дочери не такая уж редкость, так что мне не было жаль ни одну из сторон в частности. Если уж на то пошло, я просто сожалела о своей роли во всём этом фиаско.
Ничто из этого не вдохновило Адачи на какие-либо долгосрочные изменения, но, возможно, было важнее (для неё, во всяком случае), что она смогла поговорить со мной — или с кем угодно, на самом деле — о том, что она при этом чувствовала.
Знаете, забавно — мы двое почти полные противоположности. Наша домашняя жизнь... То, как мы взаимодействуем с людьми... Времена, когда нам нужна близость, и времена, когда нам нужно пространство... Поразмыслив, может, мы идеальная пара. Чем больше у тебя есть, тем больше ты принимаешь как должное, и наоборот. Может, так это и работает.
Чтобы прояснить: я не особо хотела прожить жизнь в одиночестве — не то чтобы это было возможно в принципе. Мудрый философ однажды сказал, что «любой человек, который может полностью отделиться от общества, вовсе не человек», или что-то в этом роде... потому что социальный аспект — неотъемлемая часть человечности, полагаю? Я могла понять это по большей части.
Что касается меня, я была вполне довольна тем, что остаюсь человеком. Поэтому вот она я, лежу головой на коленях у Адачи.
В этот момент она издала «ого», и когда я подняла глаза, обнаружила, что она смотрит на меня сверху вниз. Видимо, ей потребовалось столько времени, чтобы понять, что я подкатилась ближе к её животу. Она замерла, испуганная. Я двинулась, чтобы поднять голову, но она поспешно прижала её обратно.
Какого чёрта?
Несмотря на это, я не сопротивлялась. Вместо этого я позволила ей прижать меня к своей ноге. Ткань её юбки колола мне лицо.
Отлично, теперь мой нос станет ещё более плоским. Ну и ладно. Какое-то время я просто лежала так, уткнувшись лицом в её бёдра. Стоп, нет, это звучит так, будто я извращенка. Я попыталась придумать более приличный способ выразиться, но дышать становилось всё труднее, так что я сдалась. Ладно, пусть будет извращенка.
Наконец она убрала руку, и я смогла перекатиться на бок, где жадно вдохнула воздух, как пловец, вынырнувший на поверхность. Здесь вкус был другим, и эта мысль заставила меня улыбнуться.
— Ты была права.
— А?
— Я действительно чувствую твой запах отсюда.
Мгновенно её лицо залилось краской, почти как если бы я щёлкнула выключателем в её щеках. Это слегка напомнило миссис Адачи в парилке, только цвет был другим — лицо её матери было пунцовым, а её — розовым. Гораздо милее. Наконец-то я нашла что-то, что их различало.
— Эй, Адачи, можно я посмотрю, как ты качаешь пресс? — спросила я.
— Зачем...? Что у тебя за фишка с прессом в последнее время?
— Не знаю. Просто хочу посмотреть, — неопределённо ответила я.
Она помолчала минуту, затем начала двигаться. Может, она надеялась, что так сможет скрыть румянец. Боюсь, слишком поздно.
Она отползла на четвереньках на свободное место. Затем села, вытянув ноги в мою сторону, легла на спину и сделала серию подъемов туловища без малейших проблем. Её движения были медленными, но она продолжала без пауз. После пятого раза она легла обратно на пол и замерла.
Почему-то казалось, что она хвастается, будучи «более крутой» хулиганкой.
— Гррр... — Я уставилась на неё. Она, казалось, почувствовала мой взгляд.
— Что? — спросила она, глядя на меня. У неё было такое невинное выражение лица... Это вызвало у меня желание поддразнить её.
— Ты же знаешь, что я могу заглянуть тебе под юбку, да?
Для протокола, я на самом деле не смотрела. Я просто издевалась над ней. Но она вскочила в ужасе, как моя сестра при виде таракана. Прижав юбку, она поправила позу, затем сердито посмотрела на меня. В сочетании с розовыми щеками она была идеальной картиной обиженного ребёнка...
Стоп, это делает меня хулиганом?
— Погоди — ты реально на меня злишься? Я просто предупреждала!
— Это сексуальное домогательство!
Никогда в жизни меня не обвиняли в сексуальных домогательствах, вероятно, потому что я была девочкой.
— Ой, да ладно! Никто не смотрит, кроме меня!
Технически даже я не смотрела, но неважно. Тем временем Адачи почесала раскрасневшуюся щеку.
— Это делает всё как бы хуже...
— Хуже?
— Ага.
Я бы хотела больше объяснений, но, видимо, она не чувствовала необходимости уточнять. Я дала ей минуту успокоиться, затем попыталась вернуть разговор в нужное русло.
— В любом случае, это реально круто, что ты умеешь качать пресс! Может, это всё из-за езды на велосипеде.
— Ты уверена, что не можешь этого делать?
— Ха...
Я чувствовала, как мышцы кричат на меня, пока я двигалась, перекатываясь на спину. Я чувствовала запах пыли, покрывавшей пол балкона, и не была в восторге от того, что она попадет мне в волосы, но тут в поле зрения появился высокий потолок, и мне постепенно стало всё равно.
Я подложила руку под голову, согнула колени и вдохнула. Затем, выдыхая, я подняла шею. Мои плечи оторвались от пола на несколько сантиметров, за ними последовала спина. Я уже чувствовала, как сводит шею. Но в моем животе не было мышц, чтобы поддержать мой вес, и, таким образом, любой дальнейший прогресс стал невозможен. В конце концов, у меня кончился воздух в легких, и я сдалась.
— Это... должен был быть подъем туловища? — спросила Адачи, и я услышала молчаливый намёк на то, что я едва пошевелилась. Да, я знаю — никакого «подъема» не произошло. Я поняла, подумала я про себя, споря с Адачи в своей голове.
Застенчиво ухмыляясь — или пытаясь, по крайней мере, если мои лицевые мышцы желали сотрудничать — я использовала руки, чтобы подтолкнуть себя в сидячее положение. Я сделала всё, что могла, но... знаете, боль после тренировки помешала, вот и всё.
— Полагаю, нельзя ожидать, что что-то изменится всего за один день.
Адачи склонила голову и уставилась на меня. Очевидно, она не понимала, о чём я говорю... но всё стало бы сложнее, если бы поняла, так что я могла с этим жить.
— О чём ты говоришь?
— О, просто случайное наблюдение.
Я поднялась на ноги, отряхнула зад и направилась к лестнице. Близился обед, и я планировала разбить здесь лагерь ещё на какое-то время, так что решила, что можно сходить купить что-нибудь поесть. Для нас обеих.
Так, по крайней мере, некоторые вещи могли остаться невысказанными.